Стайка женщин вошла
В занавешенное пространство,
Отрезанное от материка,
Они принесли лепестки редкой красоты,
У одного не сформировано сердце…
Аниндита Саркар
Гаятри рассказывает о своей семье и Фатиме
1
Вымотанная за ночь, я собиралась на работу, густо наносила пудру, подводила глаза, клеила точку бинди на лоб и с ужасом думала о том, как понесу Девику младшей невестке. Даже если дочка мирно спала, я шла в большой дом точно на казнь.
– Супрабхат[1], сестрица, – говорила я робко.
– Супрабхат, – бросала младшая невестка. Видно было, что и она издёргана, собирает своим сыновьям завтрак, а школьный кеб уже едет по переулку. – Положи её на софу, провожу мальчиков и возьму.
– Спасибо тебе, сестрица, – бормотала я, опуская дочь на гору мятого белья, и выходила, стараясь быть незаметной, молясь, чтоб Девика не раскричалась.
Если бы Джатин не заболел, разве пришлось бы мне работать?
До рождения дочери мы с Джатином представляли семейные прогулки, пикники на траве, качели из баньяновых корней, купание в розовом тазу, покупку маленьких браслетов и платьев. Всё оказалось не так. Жизнь проносилась в ядовитом тумане. Но это не значит, что я не любила дочку. Я не представляла своей жизни без неё, готова была стерпеть всё. В выходные я носила её на руках в магазин, покупала разные игрушки для младенцев. Эти дни были похожи на проблески счастья, хотя Девика заливалась и орала, теряя голос. Ни бутылочка, ни укачивание не утоляли её огромного горя.
В тот день я была настолько обессилена её ночными криками, что мне хотелось прийти на вокзал, лечь в зале ожидания и провалиться в сон до самого вечера. Спать под стук колёс, под электрический голос, объявляющий о прибытии поездов. Но нужно было сдавать просроченный проект. Шеф постоянно меня ругал, забыв обо всей хорошей работе, которую я выполняла раньше. Мне было так грустно, жалость к себе мутной водой стояла в сердце: меня едва терпят во всём мире, я нужна только Джатину и Девике, и ради них я борюсь, хотя кровь едва циркулирует.
На работе я закрылась в кабинке туалета и, положив голову на колени, немного поспала. Мне даже стало легче, и я закончила проект конференц-зала гостиницы. Едва пережив остаток дня в офисе, заехала в госпиталь к моему дорогому мужу и вернулась домой. Сунула руку между решётками, подняла засов калитки.
Страшная тишина обрушилась на меня, как пощёчина. В окнах застряла темнота, двери были закрыты. Не слышно ссор племянников, рокота телевизора, разговоров. Я шагнула внутрь – никого. Полоска света рассекла комнату пополам. Слабый сквозняк прошёл по дому, коснулся занавесок, страниц в журналах.
Из своей каморки показалась, ковыляя, тётка Джатина.
– Украли девочку, – сказала она, – наши поехали в участок. Только Джатину не говори, не сообщай пока, ему и так несладко. А тебе нечего было заводить игрушку, раз она не нужна.
Пульс стал таким громким, вот-вот разобьёт череп. Я быстрым шагом бросилась через кварталы. Мужчины на мотоциклах таращились на меня, единственную женщину на улице в этот час. Я ворвалась в грязную темноту парка, посреди которого торчал уродливый глобус. Обошла этот глобус, с нелепой надеждой найти хоть что-нибудь – носочек или шапочку.
Они всегда гуляли в этом парке, глупая младшая невестка, её сыновья и моя дочка. Пока эта идиотка отвлеклась, Девику унесли. Конечно, невестка не следила, ведь это не её ребёнок; наверно, она даже была рада, что малышку забрали.
Я знала, что полиция ничего не сделает. Зря наши пошли туда, только потеряли время. Я вернулась домой и позвонила по номеру, который за девять месяцев выучила наизусть, сказала, что заплачу за помощь.