1) Петрович 00:11
Время двигалось к полуночи, а значит – пора поспешить на разнарядку. Она знала, что все пройдет как обычно: так же, как было неделю, месяц, год, столетие назад … Здесь ничего не менялось: небесная бухгалтерия трудилась без перебоев и дебет с кредитом сходился вчистую. Здесь не задавали вопросов, а по тому и не ждали ответов, не интересовались здоровьем – вряд ли кто-то мог на него пожаловаться, так же здесь всем были глубоко безразличны показания всех календарей мира. И уж меньше всего здесь обращали внимание на погоду – на протяжении тысячелетий она оставалась бессменной, как и пейзаж за широкими, без намека на занавески, окнами.
Смерть медленно прошаркала стертыми до дыр подошвами башмаков по холодному полу и протянув к рукоятке двери полуистлевший остов руки на мгновение замерла: впервые за все то время, что она занимает свой почетный пост, старуха почувствовала острое отвращение ко всему тому, чем ей предстоит заняться спустя всего несколько минут. Она еще немного помедлила, прислушиваясь к пустому как драный барабан нутру, но ничего более не ощутив бесшумно скользнула внутрь.
На мигающем всеми оттенками радуги, огромном, в полкомнаты пульте привычно лежал свежий список. Бегло пробежав глазами по обычной, офсетной бумаге формата А4 она впялила пустые глазницы в последнюю строчку. И так, их сегодня 13. Ни чего, в общем, необычного – ни мало, ни много, только вот за всю её деятельность это первый случай, когда именно 13. Другие цифры повторялись из года в год, из века век, и даже, порой, из смены в смену, а вот эта выпала впервые.
– Ну что же…, – ни к кому не обращаясь глухо выдохнула Смерть, – не нам решать.
И спрятав список в складках черного, зияющего множеством дыр длинного плаща стремглав покинула помещение сквозь наглухо запертое окно.
Над городом низко висело грязное небо, изрыгая на Землю рваные потоки холодной воды, быстро трансформирующиеся в ледяную, колючую крошку. Несмотря на поздний час и непогоду город не спал. По обледеневшим улицам медленно ползли уставшие, словно рабы, на сахарных плантациях в далеких странах, автомобили, такие же чумазые и безмолвные, разрубая кромешную темь тусклым светом неоновых фар. Изредка сновали запоздалые прохожие, скукожившиеся под безжалостно хлеставшим тугим кнутом ветром. В окнах домов уютно мерцал свет, вполне оправданно радуя тех, кто сейчас находился по ту сторону разгневанной непогоды.
Смерть взглянула на список и опустилась на обледенелую скамейку, слегка соприкоснувшись впалым боком с изрядно подвыпившим бомжом. Бывший интеллигентный человек, свернувшись калачом, без особого успеха кутался в видавшее куда более достойную жизнь, а теперь напрочь провонявшее помойкой и канализационными люками старое твидовое пальто, непонятного цвета, выдыхая в морозный воздух тугую струю заскорузлого перегара. Старуха, взглянув в ночное небо абы сверить время, подвинулась поближе к забулдыге и легонько постучала длинными костяшками пальцев по дрожащему плечу бедолаги.
Бомж вяло зашевелился, пытаясь с головой залезть под насквозь промокшую материю, и вновь затих. Она повторила движение и только теперь мужик, вытянув худую шею приподнял голову, отчего стал походить на древнюю черепаху, в коем веке взглянувшую на мир из-под своего надёжного панциря. От пресмыкающегося его отличала лишь давно не видавшая мыла, всклоченная шевелюра и давнишняя щетина на впалых, побитых оспой щеках.
–Петрович?
– Кто? – невпопад ответил мужик, тараща глаза на черный силуэт.
–Забыл как тебя зовут?
–Нет, – бомж тряхнул слипшимися патлами, – ты, спрашиваю, кто?
–Смерть.
–Чья? – опять не понял Петрович, но под ложечкой как – то неприятно засосало. – Моя что ли?
