В бункере фюрера было по-прежнему душно и жарко. И это несмотря на то, что кондиционеры продолжали исправно… кондиционировать. Причина столь «неблагоприятного климата» была по-прежнему не климатической и не технической. За калорифер отрабатывала психология. В бункере была жарко не от споров, а от нескончаемых всплесков эмоций фюрера. Внешние – за границами бункера – события давали к этому не только основания, но и обильную пищу…
– Разрешите, мой фюрер?
Голова рейхсминистра обозначилась в дверном проёме личных покоев фюрера.
– Что у Вас, Геббельс? – поморщился Гитлер: рейхсминистр уже давно прослыл в местном подземелье «Кассандрой». Как и персонаж греческих мифов, в последнее время Геббельс специализировался исключительно на доставке недобрых вестей. А тут ещё и с Евой в очередной раз ничего не вышло. Точнее, ничего не вышло из него – в Еву. Увы, но эта женщина вдохновляла его не как мужчину, а как фюрера – и только.
– Прямо не знаю, как и начать…
Геббельс уже с порога начал оправдывать своё недоброе реноме.
– Да, говорите, чего, уж, там! – деформировал лицо Гитлер.
Геббельс извлёк правую руку из-за спины.
– Вот, мой фюрер…
– Что это? – с трудом приподнял набрякшие веки Гитлер.
– Телеграмма от Риббентропа.
– Что-нибудь насчёт переговоров с плутократами?
– Нет, мой фюрер…
Геббельс виновато опустил голову.
– Да, говорите же, чёрт бы Вас побрал! – от чистого сердца «пожелал» фюрер. Этого оказалось достаточно для того, чтобы Геббельс посчитал миссию подготовки фюрера законченной. Теперь можно было «обрадовать» фюрера.
– Риббентроп сообщает о том, что Геринг объявил себя диктатором. Тот распоряжается в Южной Германии, распустил слух о смерти фюрера, вдобавок «обозвав» его Гитлером, и намерен запросить союзников об условиях мира.
Челюсть фюрера, и без того всё последнее время пребывавшая в крайней нижней точке, «изыскала резервы» для отвисания. Ему и так уже слова давались с трудом, а сейчас не дались вовсе. И Геббельс мужественно пришёл на помощь.
– Лучше пролить кровь этой свиньи, чем терпеть такое вероломство, мой фюрер!
Это был здоровый взгляд на предмет, и он немедленно оздоровил фюрера.
– Что Вы предлагаете, Геббельс?
– Я…
Внести предложение рейхсминистр не успел: в кабинет тенью просочился Борман.
– Эта каналья прислала телеграмму! – с порога «взорвался» он.
– Читали уже! – поморщился Гитлер.
– Как и Вам, рейхслейтер – тоже?!
Геббельс неожиданно отработал не в унисон с фюрером. Взаимное удивление рейхсминистра и рейхслейтера лишь подчёркивало и усиливало интригу: зачем Риббентропу дублировать телеграмму в адрес фюрера ещё и телеграммой в адрес его секретаря?!
– Новые подробности? – подсказал выход Геббельс.
Борман растерянно мял в руках телеграмму.
– Давайте! – подрожал рукой фюрер.
Рейхслейтер бережно вложил бумажку в вялую ладонь Гитлера.
– Очки!
Презрев статус и колченогость, Геббельс мастерски отработал за Линге. По сути, они с ним оба были камердинерами: один – классический, другой – политический.
Фюрер пристроил очки к глазам – и бумажка выпала у него из рук. Фюрер опять лишился дара речи. Всё, что он мог делать, это страшно выпучивать глаза.
Геббельс оперативно побледнел за двоих.
– Разрешите, мой фюрер?
Не дождавшись разрешения, рейхсминистр пристроился к телеграмме. Буквы заплясали у него перед глазами: «Мой фюрер, согласны ли Вы с тем, чтобы после Вашего решения остаться в берлинской крепости, я в соответствии с Вашим приказом от 29 июня 1941года, как Ваш заместитель, немедленно принял бы общее руководство рейхом с правом полной свободы действий внутри и вовне? Если до 22 часов не последует ответа, я буду считать, что Вы предоставляете мне свободу действий».
