Из воспоминаний полковника милиции Плотника:1
«1951-й год. Свердловск (и еще тринадцать других городов Союза) принадлежал к так называемым городам особого списка. И потому милиция входила в систему Министерства государственной безопасности (МГБ), а не в систему Министерства внутренних дел (МВД). Следовательно, мы отличались не только по форме (в буквальном смысле этого слова), а и по содержанию работы. Разумеется, мы знали гораздо больше, чем другие… Это так, кстати, для ясности».
…Хотя самый первый июльский день и клонился уже к закату, но в воздухе по-прежнему чувствовалось знойное дыхание середины короткого уральского лета – жара под тридцать градусов. Начальник УМГБ по Свердловской области Чернышев грузно поднялся из-за массивного, сохранившегося еще с царских времен, стола и подошел к открытому настежь окну своего кабинета, выходящему на проспект Ленина. Он, глядя на лениво шелестящую листву тополя, слегка обвисшую и поблекшую от недостатка влаги в почве (дождей-то, считай, уже с полмесяца нет), сказал, обращаясь, но не оборачиваясь, к только что вошедшему Некрасову.
– Ну, что, капитан, по домам, а? Гляди, духотища-то – страшенная, дышать нечем… Скорее – под прохладный душ!
– Товарищ генерал, я – не против, но…
– Какие еще могут быть «но», капитан? Вечер уже. И мы с тобой заслужили отдых… Или не так?
– Так, конечно, так, товарищ генерал, но…
Чернышев насторожился. По-прежнему не оборачиваясь, спросил:
– Что-то случилось, капитан? С очередной неприятностью пришел?
– И да, и нет, товарищ генерал…
– Не ответ, а настоящий кроссворд. Как прикажешь понимать, капитан? – Чернышев обернулся и увидел в руках дежурного помощника какой-то грязно-серый лист бумаги.
Капитан приблизился к генералу и подал лист.
– Вот… шифровка из Москвы.
Генерал взял бумагу и пошел к столу, опиравшемуся на резные ножки, похожие (как две капли воды) на мощные лапы льва, ворча при этом вслух:
– Так и знал, капитан… С добром тебя не жди…
– Виноват, товарищ генерал.
– Виноват? Если бы чувствовал вину, не пришел бы с этим, – он тряхнул бумажкой. – Виноват, виноват… Пожалел бы начальника… Кому, как не тебе пожалеть и пощадить, а, капитан?
– Я не мог, товарищ генерал…
– Если не ты, то кто должен щадить шефа?
– Не могу знать, товарищ генерал.
– Вот… так всегда… А еще помощником называется…
Чернышев тяжело опустился на стул, и тот издал жалобный стон.
– Постарел, бедняга.
– Вы о ком, товарищ генерал? Если…
– Ну, уж, нет, только не о себе. Я еще о-го-го! Только вот, – он начал шарить в столе и нашел-таки то, что искал, – старомодные в железной оправе очки и надел на нос, – с глазами, кажется, не того.
– Все-таки, товарищ генерал, вы о ком?
– Да о стуле, капитан. Тяжко ему приходится: сколько лет испытывает на себе такие перегрузки. Видишь, жалуется. А что я могу поделать, если такой вес набрал. Подо мной – хоть кто запищит.
– Вы, товарищ генерал, о стуле, как о чем-то живом…
– Посиди с мое да протри несколько пар галифе – сам запоешь то же самое.
– Ну, да, – засомневался капитан.
Чернышев взял в руки шифровку, начал читать, но что-то вспомнил, поднял глаза на стоявшего капитана и посмотрел на него поверх очков.
– Ты, капитан, при случае, скажи начальнику ХАЗО, чтобы заменил на стул более надежный.
– Слушаюсь, товарищ генерал.
Глаза генерала быстро-быстро побежали по тексту. И чем дальше читал, тем больше хмурился. Прочитав, недовольно стукнул кулаком по толстенной дубовой столешнице.
