Агрессия (лат. aggressio – нападение)
Агрессивное поведение – мотивированное деструктивное поведение, противоречащее нормам сосуществования людей, наносящее вред объектам нападения, приносящее физический, моральный ущерб людям или вызывающее у них психологический дискомфорт.
Психопатия – психопатологический синдром, проявляющийся в виде констелляции таких черт, как сниженную способность к сопереживанию, неспособность к искреннему раскаянию в причинении вреда, лживость, эгоцентричность и поверхностность эмоциональных реакций.
1. Лебединая песня бархатных революций
Останется ли Россия 20 века в мировой Истории с несмываемым клеймом тоталитаризма, потянувшего за собой шлейф варварства и жертвенности – или всё же нет?
Она могла остаться таковой – если бы в этой Истории не участвовала и Европа, как инициатор марксистских революционных переворотов. И если эту идею осудила именно Европа в лице ПАСЕ – то либо осудила прежде всего собственный просчёт, либо эту идею нельзя рассматривать иначе, как международную провокацию с призраком коммунизма, пущенную по миру с целью революционных переворотов и тоталитарных режимов – пока не поняла какого мощного конкурента она взрастила этой идеей.
К Европе же, с её вальяжной свободой политических убеждений, прежде всего следовало бы обращаться тем, кто и по сей день пытается построить своё благополучие на отрицании марксистской идеи. И что характерно – Запад и сегодня не чурается насильственного экспорта демократии, для начала предлагая внутри самих обществ заменять бывшие скачковые революционные перевороты на бархатно-оппозиционные.
Но как показывает действительность – бархатные и цветастые покрывала не только не отменяют варварство с переделом собственности, культуры и социальных ориентиров, а загоняют его в латентный затяжной процесс. Тогда в чём же ещё проблема?
А она в том, что дело вовсе не в форме смены власти – открыто революционной или старательно укрываемой бархатными покрывалами, а в самом факторе смены власти – которая в любом случае оказывается скачковой по отношению к устоявшемуся национальному менталитету – принципиально не поддающемуся никаким скачкам. Кроме, разумеется, насильственного!
Подлинно брутальная революция вовсе не ограничивается одной столицей, а начинает разворачиваться по всей стране – с каждым последующим скачковым законом, законными силами скачкового правопорядка и в таких масштабах, по сравнению с которыми сугубо столичные разборки с позициями и оппозициями, танками и жертвами, путчами и лебедиными песнями – покажутся примитивной мышиной вознёй!
Демпферным прогрессивным моментом в подобной ситуации способна служить лишь узаконеная и основательная преемственность новой и прежней власти. Но именно этот демпфер в России напрочь отвергли истерической кампанией со стремлением во что бы то ни стало предать анафеме осуждённый Европой – Российский двадцатый век.
Однако, уже просто преступно не замечать, что всякие попытки иным путём совершенствовать власть образуют феномен анархии с безвластием (двоевластием) – прямо вынуждающим к наведению порядка жёскими централизованными мерами, с борьбой не против свободы, а против злоупотреблений свободой, допускаемых рукотворной анархией, что подхватывается и интерпретируется прозападным либерализмом не иначе, как возвратом к тоталитаризму.
Хотя более точным было бы определение, по которому Россию словно превратили в международный полигон для испытаний по живому – всех возможных концепций, идей и замыслов.
Европейский коммунизм Маркса (как кому нравится такое подлинное сочетание?) – признали бесполезно-утопическим. Но и свободно-прагматическая, европейская же модель бытия совершенно не очищает мир от неравенства, лицемерия, обмана, воровства и насилия – даже при постоянно действующем институте религиозной морали. И таким образом обе альтернативы порождают всеобщее неверие в то, что добропорядочная жизнь возможна вообще на нашей планете, а является утопизмом фундаментальным и не одолимым в принципе. Мало того – самые авторитетные политики и представители деловых кругов открыли сами и убеждают других в ещё одной истине о том, что политика принципиально не может быть честной и открытой, а бизнес только добропорядочным.