Мои встречи и беседы с этим яростным человеком
Книга, которую вы раскрываете, включает беседы с Александром Александровичем Зиновьевым, состоявшиеся на стыке двух веков – двадцатого и двадцать первого. Надо ли пояснять, кто он, мой собеседник? Боюсь, что сегодня, в условиях тотального господства пошлого гламура, навязывающего своих «звезд», это имя уже кому-то и не известно. К тому же есть и серьезные содержательные причины, чтобы замалчивать его в «демократических» изданиях и на телевидении.
Между тем это, безусловно, один из виднейших, талантливейших наших соотечественников, выдающаяся и разносторонне одаренная личность, внесшая значительный вклад в науку, литературу, публицистику и широко известная в мире. Личность спорная? Конечно. Отношение к Зиновьеву разнится – от восхищения до категорического неприятия. Причем, замечу, по причинам чуть ли не противоположным. Однако, по-моему, это не снижает, а, наоборот, – повышает интерес к нему.
И особенно интересен для массового читателя, на мой взгляд, именно тот период бурной жизни и деятельности этого человека (роковой период в истории России!), который через наши беседы отражен в представляемой книге. Скажу, что главный герой здесь, пожалуй, историческое время – и то, которое в них анализируется, и будущее, о котором тоже идет речь.
Давайте вспомним, когда и как после долгого перерыва вновь зазвучало в нашей стране имя Александра Зиновьева.
А произошло это во время начавшегося разрушения великой Советской державы, получившего кодовое название «перестройка». Еще далеко не все поняли смысл заданного процесса, не иссякла у многих эйфория, вызванная потоком горбачевских обещаний, но уже донеслось до нас отрезвляюще и хлестко, будто удар бича: «Не перестройка, а катастройка!»
Удивительно было, что донеслось это от человека, который по всем признакам, казалось бы, должен приветствовать происходящее. Что знали о нем? Диссидент, выдворен из Советского Союза после опубликования на Западе антисоветской книги «Зияющие высоты», живет в ФРГ… Такому вроде бы только радоваться вместе с другими антисоветчиками, что строю советскому уготована катастрофа, которую он, Зиновьев, предвидит. Но – почему-то не радуется! Наоборот, явственно слышна острая боль за судьбу Советской страны, а оценки в адрес «перестройщиков» настолько убийственно клеймящие и яростные, что не остается сомнений: искренне, глубоко, всей душой не приемлет он ломку, учиняемую в родной стране и грозящую нашему народу колоссальными утратами.
Очень трудно было понять логику чувств этого человека, признанного на Западе не только выдающимся писателем, философом, социологом, но и логиком. А тут вроде бы полный алогизм. Обвинения в нелогичности его высказываний и поступков, в их противоречивости потом будут раздаваться нередко, причем как из лагеря идейных врагов, так и от тех, чьи позиции в основном совпадали с занятой им позицией. Например, «нелогичность» и «хвастливость» станут приговором ему в памфлете Владимира Бушина, позволившего себе усомниться даже в военных страницах зиновьевской биографии.
