Утро началось с холодного света, пробивавшегося сквозь занавески и окрашивающего кухню в серые тона. Максим стоял у окна, сжимая в руке чашку с уже остывшим кофе. За стеклом – унылый двор: облупившиеся качели, разбитая песочница, скамейка с отколотой краской. И те трое. Уже на своём месте, словно мрачные памятники местному пьянству… – Опять они, – вздохнула Катя, поправляя прядь волос. Глаза её были подёрнуты усталостью. – Вчера до трёх ночи орали под окнами.
Максим молча кивнул. Он ещё не привык к этому городу, к этой квартире, к этому виду из окна. В Нижнеозерске было проще. Там он знал каждую улицу, каждого криминального авторитета. Там он был своим. Здесь же всё было чужим, настороженным, словно город не хотел принимать новых жильцов.
– Пап, смотри! – Алиса, сидя на полу, протянула к нему плюшевого зайца. – Заяц хочет кашу!
Уголки губ Максима дрогнули. Вспомнилось, как три года назад он впервые взял на руки этот тёплый комочек, завернутый в розовое одеяло. Как Катя, бледная и уставшая, улыбалась сквозь слёзы.
– Заяц подождёт, солнышко. Папе надо на работу.
Катя нахмурилась:
– Ты уверен, что всё правильно сделал, согласившись на этот перевод?
Максим отвёл взгляд:
– У нас не было выбора, – тихо сказал он.
Он не стал напоминать ей про тот последний допрос, про шёпот угроз в телефонную трубку, про тот выстрел у здания суда. Пуля прошла в сантиметрах от сердца, оставив лишь опалённый след на рубашке и холодок между лопаток.
"Зачем ты влез в это дело?" – голос Кати дрожал, когда она проводила пальцами по прожжённой ткани. В её глазах читался не просто страх – осознание того, как близко всё могло закончиться.
"Потому что иначе не могу", – ответил он тогда.
И теперь они здесь. В Выборске.
***
Здание УВД напоминало заброшенную крепость: облупившаяся краска, скрипучие половицы, запах плесени и старых документов.
– Ребров?
Сухой, как щепка, мужчина лет пятидесяти с проседью в коротко стриженных волосах оценивающе оглядел его с ног до головы.
– Ставицкий, Виктор Леонидович. Замначальника.
– Максим Ребров.
– Знаю, кто ты, – Ставицкий хмыкнул. – Читал твоё личное дело. Упрямый. Безбашенный. Но… – он прищурился, – результаты хорошие.
Максим промолчал.
– Вот, – Ставицкий шлёпнул перед ним три папки. – Мелкота. Проверим, как ты работаешь.
– Тест? – спросил он.
Ставицкий усмехнулся.
– Всё в этой жизни – тест, Ребров.
***
Вечером, возвращаясь домой, Максим застал их на привычном месте – у подъезда, на покосившейся скамейке. Трое. Толстый, Костлявый и Серый.
– О, новенький! – Толстый оскалился, показывая жёлтые зубы. – Давай три сотни на бутылку. А то… – он многозначительно посмотрел на подъезд, – мало ли что.
Максим остановился.
– Отвали.
– Ого! – Костлявый встал, пошатываясь. – Да ты, я смотрю, крутой!
Серый молча поднялся за ним.
Удар был резким. Серый рухнул на асфальт, даже не успев замахнуться. Костлявый замер, но Толстый только усмехнулся:
– Ну и зря ты так, мужик…
Максим медленно достал кошелёк.
– Вам деньги? Держите пять тысяч.
Они переглянулись.
– Но с сегодняшнего дня, – Максим наклонился ближе, случайно (или нет), показав под курткой пистолет в кобуре, – вы будете присматривать за моей женой. Помогать ей. Таскать сумки. Открывать дверь. Если увидите возле подъезда подозрительных – звоните мне. Поняли?
Толстый медленно кивнул.
– Поняли…
***
На следующий день, когда они с Ставицким выезжали на первый вызов – труп в центре города, рядом с администрацией – раздался звонок.
– Макс, – голос Кати звучал странно, будто она сама не верила в то, что говорит. – Ты не поверишь…
