От его бурящего взгляда по спине бегут мурашки.
Всё тело
цепенеет. Во рту пересохло.
Сглатываю ком
и не могу скрыть своей дрожи.
− Вот смотрю
на тебя и не пойму, что моему сыну понравилось в тебе. Как долго вы
встречались?
Опускаю
голову. Язык словно онемел.
− Отвечай! −
рявкает мужчина. Вздрагиваю.
− Три месяца.
− Не узнаю свой хриплый, дрожащий голос.
Он прыскает,
подносит сигару к губам и затягивается. Развалился на краю кровати как король.
Согнув одну ногу в колене, упирается в неё рукой, вторая стоит на полу. Спиной
он откинулся на большую подушку. Изредка мужчина опускает руку и
стряхивает пепел в пепельницу.
Его
золотисто-карие глаза в обрамлении длинных чёрных ресниц красивые и такие злые.
Если его глаза могли прожигать, я уже превратилась в горсть пепла.
Широкие плечи
и мускулистые руки обтягивает белая рубашка. Не видела таких больших арабов.
Мохаммед был гораздо ниже, как подросток по сравнению с отцом. Этот мужчина, по
всей видимости, занимается спортом.
− Ползи ко
мне.
− Но…
− Я что
сказал?
Встаю на
четвереньки и подползаю к его ноге.
− Сними с
меня обувь.
− Я не
виновата, − едва не плача лепечу.
− Закрой рот.
Скажи, спасибо, что ты сейчас не за решёткой.
Но и рядом с
тобой несладко. Неизвестно, что он со мной сделает. Я ни в чём не виновата, но
этот араб другого мнения.
Снимаю с него
чёрные туфли. Да, кто он такой, чтобы я ему прислуживала? Пусть лучше найдут
настоящих виновников, будет суд, и меня оправдают. Я уже сказала ему всё,
что видела, но он считает я лгунья и верить мне нельзя, пока не найдут
настоящих убийц его сына.
− В каких
отношениях ты была с ним? В тесных? Он делил с тобой постель?
− Мы
нравились друг другу, но мы никогда…
− Почему вы
тогда поднялись в номер отеля? Разве не для того, чтобы провести ночь в
постели?
− Нет…
− Лжёшь. Ты
мне сука лжёшь, − рявкает мужчина, глаза метают молнии. По привычке поднимаю
руки и защищаю лицо. Дрожу и глотаю слёзы. Всё тело покрывается испариной,
слабость тянет меня к полу. Утыкаюсь лбом в ковёр у его ноги.
− Пожалуйста,
поверьте мне… я не лгунья.
Долгое,
гнетущее молчание.
− Хватит
рыдать, меня это ещё больше раздражает.
Господи боже
мой, Мохаммед был таким добрым, чутким, весёлым, заботливым и терпеливым, он
мне доверял, всегда. Мы полюбили друг друга с первого взгляда. Но его больше
нет.
− Встань!
Поднимайся, я сказал, − толкает он меня ногой в плечо. Стиснув зубы, встаю с
колен и выпрямляюсь. – Разденься.
− Что? Нет. Я
не стану этого делать.
Его глаза
угрожающе прищуриваются. Он вдавливает сигару в пепельницу, ставит вторую ногу
на пол и встаёт. Высокий. Воинственный. Огромный. Наверное, как бешеный бык,
который вот-вот насадит меня на свои рога, а потом затопчет насмерть.
Непроизвольно
отступаю. Он ловит меня за волосы и дёргает на себя.
− Тогда я это
сделаю.
− Не надо,
прошу вас.
− Разве для
тебя это в новинку, оголиться перед мужчиной? Уверен, ты делала это каждый
день.
− Я не шлюха.
Я студентка, сколько раз вам повторять?
− Я слышал,
мой сын закрыл твои долги. И каким местом ты его щедрость вознаградила?
− О чём вы
говорите…
− Наверняка
после учёбы вы частенько уединялись.
− Вы с ума
сошли?
Он влепляет
мне звонкую пощёчину.
− Я с ума
сошёл? Ты тварь, убила моего сына и смеешь называть меня сумасшедшим?
− Я не
убивала…
− Клянусь, ты
пожалеешь, что на свет родилась.
− Нет…
Он хватается
за ворот футболки двумя руками и разрывает ткань на груди. Пальцы вонзаются в
плечи и открывают лямки бюстгальтера.
Защищаюсь
руками. Отступаю. Спотыкаюсь. Падаю и отползаю от него. Он наступает. У меня
нет никаких шансов против него.
