Четырехпалубный теплоход «Алтай» отправлялся в девять вечера. Девчонки, наспех побросав вещи в отведенной им каюте, вышли на палубу и, опершись на перила, рассматривали речной вокзал, поднимающихся по трапу пассажиров, провожающих, редких в этот час людей на причале – им всё было интересно. К тому же необычное возбуждение, охватившее всех четверых, не позволяло сидеть в каюте.
– Ну, бабы, хоть отдохнем по-человечески в эти выходные, – с радостным предчувствием сказала Галка.
«Бабам» было по 17–18 лет. Галку поддержала ее младшая сестра Люба:
– Не говори. А то загнешься на этом вонючем заводе. Всё равно все выходные в общаге сидишь, света не видишь.
– Ой, Машка, хорошо, что ты подбила нас купить путевки, – обратилась к подружке Рая. – Кл-ласс!
Взгляд Маши, четвертой девушки, мечтательно блуждал по пассажирам, предметам, воде за бортом, ни на чем не задерживаясь: для нее эта поездка была чем-то большим, чем просто отдых. Этим летом она готовилась поступать в институт и распрощаться со ставшей ненавистной тяжелой работой. Студенческая жизнь представлялась ей сплошным праздником. И эта поездка на остров Валаам в теплые майские дни по профсоюзной путевке была своего рода предвестием начинающихся больших событий.
Был вечер пятницы, возвращались они в воскресенье утром. «Уик-энд» – как говорят в далекой-предалекой, недоступной и таинственной загранице.
«Алтай», неуклюже отчалив, вышел на середину Невы и дал полный ход. Девочки еще некоторое время стояли на палубе, глядя по сторонам. Но унылый вид захламленного пустынного побережья промышленной зоны им скоро наскучил, стало смеркаться. Они спустились в каюту.
Не успели они толком обустроиться, как в дверь постучали. В каюту заглянул мужчина в белом кителе, деловито сообщив:
– У вас ужин в десять часов. Ресторан вон по той лестнице наверх, потом налево. Просьба не опаздывать. Вы завтракаете в первую смену. Столик вам покажут, – и мужчина торопливо удалился.
– Еще и ужин будет! – обрадовались девочки, потому что на него совсем не рассчитывали.
Столик им определили у иллюминатора. Белоснежная скатерть, настоящие салфетки в стакане (а не откровенная туалетная бумага, как в заводской столовой), большая вкусная котлета с гарниром. И ложки-вилки тоже «настоящие», из нержавейки, а не алюминиевые, вечно мокрые и непромытые.
– Ну, бабы – класс! – определила Рая, окинув взглядом стол. – Сэрвис!
– Путешествовать мне определенно нравится, – откинулась на спинку стула Маша.
Оказалось, что после ужина будут танцы. Танцплощадка находилась на верхней палубе. На Неву спустилась ночь, еще не совсем белая в это время года, и танцующих освещали прожектора. Из радиорубки на всю мощь неслась музыка популярных вокально-инструментальных ансамблей: «Самоцветы», «Веселые ребята», «Лейся, песня».
Синий-синий иней
Лег на провода,
В небе темно-синем
Синяя звезда.
Почти сразу, сама не понимая как, Маша потеряла своих подружек. Она шарила глазами по танцующим, но в этой прыгающей, топочущей толпе, освещенной лишь откуда-то сбоку и сверху, лиц было не разглядеть, и найти друг друга было непросто. Прожектора били в глаза, музыка оглушала, вокруг витала атмосфера всеобщего веселья и разгула, и Маша от всего этого опьянела. Она спустилась палубой ниже и, подойдя к перилам, глядела то на темную бурлящую воду за бортом, то вглядывалась в далекие берега с мерцающими кое-где огоньками. Стоял на удивление теплый майский вечер, от впечатлений слегка кружилась голова, а с верхней палубы неслась Пугачева:
Арлекино, Арлекино,
Для тебя награда – смех.
А-ха-ха-ха-ха-ха-ха!
В нескольких шагах от себя Маша заметила двух парней. Один стоял, низко перегнувшись через борт, а второй, быстрый и верткий, суетился возле него, давая ценные советы. Он тоже увидел Машу и подошел к ней:
