ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Василий стоял у окна и внимательно рассматривал двор большого частного дома, который находился напротив старого дореволюционной постройки барака. Этот двухэтажный барак построил еще фабрикант Алафузов перед самой революцией и с тех пор, это деревянное строение не знало ремонта. Темное, грязное, покосившееся от времени окно было свидетелем многих исторических событий: Первой мировой и Гражданской войны. Пережил барак и очередную войну – Великую Отечественную. Потускневшие от времени стекла плохо пропускали уличный свет и поэтому в коридоре барака царил полумрак. В помещении пахло мочой, пищей и человеческими испражнениями. Где-то в темноте длинного и темного коридора слышались чьи-то шаги и натруженный кашель.
За окном накрапывал дождь. Это был первый весенний дождь этого победного года. Капли дождя монотонно стучали по стеклу окна, словно в сказке, превращаясь в тонкие струйки, которые исчезали где-то на покатой крыше крыльца. Стоило только прекратиться дождю, как улицу наполнили мальчишки в черных и синих трусах, которые с криками и смехом бегали по теплым лужам.
Василий, глядя на них, невольно вспомнил свое босоногое детство, когда и он вот так радовался теплому дождю и пускал в лужах кораблики, сделанные из спичечных коробков. Василий невольно вздрогнул, услышав за своей спиной скрип открываемой двери. Корнилов резко обернулся. Рука парня невольно потянулась к карману, в котором была финка. На лестничной площадке стояла древняя старушка, которая, щуря свои подслеповатые глаза, подозрительно рассматривала Василия. Она морщила свой крупный нос, словно стараясь не только разглядеть молодого незнакомого ей парня, но и учуять его запах. Корнилову было около двадцати пяти лет. Его светло-русые волосы выбивались из-под черной кепки с маленьким блатным козырьком. Подобные головные уборы в те годы, в основном, носили бывшие заключенные и «приблатненная» молодежь.
– Что уставилась, старая карга? На мне узоров нет! – грубо произнес Василий. – Давай, топай отсюда, пока не развалилась.
Парень сплюнул на пол и растер слюну носком сапога.
– И чей ты будешь, нахаленок? – смешно кривя губы, спросила его старуха. – Чего здесь околачиваешься?
Старушка уперлась своими костлявыми руками в бока и приняла «боевую» стойку.
– Ты сам, вали отсюда, шпана дворовая, пока я мужиков не позвала. Ходят тут всякие, а потом галоши пропадают.…
Василий поморщился. Вступать в спор со старухой явно не входило в его планы.
– Давай, не ори, старая раскладушка, а то окончательно окочуришься, – со злостью в голове произнес Корнилов. – Видал я твоих мужиков, да и тебя тоже. Пошла ты ….
Василий снова сплюнул на пол и, демонстративно достав из кармана пиджака папиросу, закурил. Выпустив струю голубоватого дыма в сторону старушки, он начал медленно спускаться по деревянной лестнице вниз. Лестница скрипела под его шагами, словно продолжая ворчать на него в тон старушки. Корнилов неторопливо вышел из подъезда и, сняв с головы кепку, посмотрел на солнце, которое, словно умывшись этим теплым весенним дождем, ярко сияло между разрывами тяжелых свинцово-черных туч.
«Тварь старая, – подумал Корнилов. – А ведь могла такой шум поднять, мало бы не показалось».
Василий оглянулся назад и, посмотрев на темное здание барака, сплюнул на землю.
***
В мае 1941 года Василий Корнилов был осужден на четыре с половиной года за подделку больничных листов. Отбывал он свой небольшой по тем временам срок в Мордовии, где быстро сошелся с ворами и блатными. Освободившись из мест лишения свободы полгода назад, Василий попытался устроиться на работу, не потому, что ему вдруг захотелось поработать на благо страны, а потому, что к этому стал принуждать его местный участковый уполномоченный, угрожая Корнилову новым сроком. Однако, несмотря на острую потребность в рабочих руках, принимать его на работу никто не хотел из-за наличия у него судимости. Два дня назад Корнилов получил очередной отказ в трудоустройстве. Сейчас он стоял около пивной палатки, цедил кислое старое пиво и с интересом разглядывал стоявших у столиков мужчин, в надежде увидеть кого-нибудь из знакомых.
