«Нам жизнь такое сочинила,
Дала такие траектории,
Как будто наша кровь – чернила
Для написания истории».
В.Свержин
Здание института Экспериментальной истории, любезно предоставленное правительству семейством герцогов Бедфордских, в прежние времена служило одной из многочисленных резиденций этого древнего рода, близкого к английскому королевскому дому.
Знаток архитектуры затруднился бы ответить, в каком стиле строилось роскошное поместье. Старая, еще нормандской поры, башня, воздвигнутая на сорокаярдовом насыпном холме – ламотте, недоверчиво и настороженно, как восемь сотен лет назад, поглядывала на округу недобрым прищуром бойниц, уж сколько лет напрасно дожидаясь появления врага. Чуть в стороне возносились к небесам готические шпили чудом уцелевшей во времена Кромвеля церкви. Совсем рядом горделиво взирал на подъезжающих гостей величественный господский дом работы знаменитого архитектора Кристофера Рена.
Дальний предок нынешнего представителя её величества в Институте, – двадцать третьего герцога Бедфордского, владелец столичного района Ковент Гарден, был приставлен надзирать за восстановлением Лондона после великого пожара в 1666 году. Тогда-то и завязалось тесное знакомство вельможи с великим зодчим. Недоброжелатели поговаривали, что герцогский особняк выстроен на деньги, отпущенные казной для восстановления города.
Но сотрудники Института, деловито спешащие по коридорам этого огромного здания, не слоны вникать в подобные обстоятельства. Здесь творится история порою куда более драматическая, нежели та, о которой сплетничали недруги рода Бедфордов.
Здесь творится история сопредельных миров.
Кропотливая, незаметная постороннему глазу и непонятная непосвященным работа кипит здесь повсюду: и в окруженной огромным парком чесвикской вилле, и в чопорных викторианских мезонинах, и в безликих коттеджах институтского городка, выросших, точно шампиньоны, на асфальтированной грядке ХХ века.
Смешение веков и стилей само по себе напоминает о сути работы Института. Непроницаемый периметр, воплотивший самые умопомрачительные новинки охранных технологий века ХХI, гармонично завершает эту своеобразную картину, служа ей чрезвычайно дорогостоящим обрамлением.
Голос Готлиба фон Гогенцоллерна в телефонной трубке звучал раздраженно:
– Ваша милость, я не знаю, где в данный момент находятся Уолтер Камдейл и Сергей Лисиченко. У этих господ своеобразное понимание слова «дисциплина». Если они не отвечают на ваши звонки, то, можете поверить, на мои они не отвечают тем более. Когда увидите этих джентльменов, будьте любезны передать, что я крайне ими недоволен.
– Непременно, – лаконично ответил Джордж Баренс, заканчивая разговор.
Ему, корифею отдела разработки, было хорошо известно, что педантичный аккуратист Гогенцоллерн не жалует своих чересчур своенравных подчиненных из Лаборатории рыцарства.
Как всякий преуспевший в кабинетной науке ученый, он искренне полагал, что все эти командировки в сопредельные миры безнадёжно портят и без того не слишком подходящих к роли адептов высокого знания людей. И не будь Вальдар Камдил и Лис одними из лучших институтских оперативников, он бы давно, всеми имеющимися ребрами, поставил вопрос об изгнании несносных козлищ из благопристойного овечьего стада. Но, увы, кому-то нужно было делать «грязную работу».
Джордж Баренс поднялся из-за стола и направился к двери кабинета. Его секретарша, услышав звук открывающейся двери, моментально свернула открытый на компьютере пасьянс и устремила пристальный взгляд в присланную утром вероятностную раскладку событийных рядов подконтрольных сопределов. Словно только сейчас заметив появление шефа, она повернулась, убирая локон со лба, и широко улыбнулась.
