Ситуация развивалась в устойчивой динамике – от плохого к худшему, в данный момент находясь в переходной стадии от «очень плохо» к уверенному «полный трындец».
Дождь заявил о себе мелкими навязчивыми брызгами, как только Аглая спустилась по крутой лесенке, ведущей из вагона на платформу, с натугой вытащив следом за собой чемодан. Поезд дернулся всем своим длинным железным телом и тронулся довольно бодро, проводница, убрав подножку, сноровисто захлопнула дверь вагона, словно произвела серию выстрелов на тишайшем пустынном перроне.
«М-м-да! Приехали! – тоскливо подумала Глаша, оглядываясь. – Пространственно-временная дыра периода устойчивого социализма, годов семидесятых!»
Дождь набирал поливную интенсивность, и, вздохнув обреченно, она поспешила убраться с неуютного, продуваемого ветром перрона. Прогрохотав колесиками чемодана по деревянному настилу перехода через пути, заспешила к тускло светящемуся зданьицу вокзала.
Ну, хотя бы он был открыт и, когда Аглая зашла в него с промозглой улицы, показался ей даже теплым. Только вот людей не наблюдалось. То есть вообще.
В надежде заприметить хоть какого аборигена и задать ему тактико-стратегические вопросы по поводу дальнейшего продвижения к нужной цели, Глаша осмотрелась и, убедившись в полном отсутствии человеческих особей, направилась к окошку с обнадеживающей надписью «Касса».
– Эй! Живые есть? – постучала она в стекло окошка, прикрытого с внутренней стороны ситцевой шторкой веселенькой расцветочки: что-то про мишек и мед.
Ее бодрый голос потревожил первозданную тишину в здании дремлющего вокзала, не вызвав ровно никаких ответных звуковых сигналов за задернутой шторкой кассы.
– Люди! – позвала Аглая и постучала более настойчиво и продолжительно.
Серия шуршаний донеслась-таки из кассовой каморки, после чего шторка уползла в сторону, оконце отворилось, и в нем появилось помятое от сна женское лицо.
– Чё орете? – недовольно поинтересовалась заспанная дама и зевнула, предупредив автоматически выверенной фразой: – Билетов нет!
– Простите, гражданочка, – подпустив покаянности в тоне, приступила к расспросам Глаша. – Подскажите, как мне добраться до поселка Метель?
Тетка моргнула по-совиному и уставилась на нее с большим познавательным интересом. С точно с таким же выражением неподдельного удивления тогда еще десятилетняя Глашка на экскурсии в Музее естествознания рассматривала скелет динозавра. В данный момент она своим вопросом, видимо, произвела тот же впечатляющий эффект.
Неопределенного возраста кассирша, с признаками косметического и парикмахерского приукрашивания внешности – добро и щедро положенными на веки темно-синими тенями, черным контуром вокруг глаз, с излишком туши на ресницах, кудрями бигудевого производства на давно не крашенных, с темными корнями волосах, – смотрела на Глашку как на того усопшего миллион лет назад динозавра. С познавательным интересом сильно сомневающегося человека.
– Поселок Метель? – напомнила Глаша предмет вопроса. – Как до него добраться?
– С московского чё ли? – догадалась тетка.
– Да, – на всякий случай согласилась Глаша, смутно подозревая, что разговор идет о поезде, на котором она приехала.
– А-а, – кивнула кассирша понимающе.
Видимо, в данном населенном пункте приезжие с московского поезда ассоциировались с чем-то выпадающим из нормальной жизни, ближе к юродивым, с которых и спрос-то какой.
– Утром автобус будет, – пояснила женщина с некой долей снисходительности в голосе. – Вон на креслах поспите, – она мотнула головой в сторону зала, где стояли три ряда раздолбанных деревянных кресел, и предупредила более строгим тоном: – Только туалет закрыт до первой электрички. Чтоб не шастали всякие.
