Среди большой войны жестокой,
С чего – ума не приложу,
Мне жалко той судьбы далекой,
Как будто мертвый, одинокий,
Как будто это я лежу,
Примерзший, маленький, убитый
На той войне незнаменитой,
Забытый, маленький, лежу.
Александр Твардовский
Обер лейтенант Диц был вполне доволен собой. Ловушка, которую он готовил для лесных гномов, захлопнулась. Все три гнома пришедшие под покровом ночи в дом лесничего были схвачены во время ужина, которым этот рыжебородый коротышка потчевал гостей.
За неделю до этого события лейтенант увел у лесничего его восемнадцатилетнюю дочь Соню и обещал отдать ее солдатам, если тот не сдаст ему сообщников.
Лесничего звали Федор Симаков. Это был приземистый шестидесятилетний мужчина с крупными чертами лица и огненно-рыжей бородой, которая развевалась у него на ветру как флаг.
Серые близко поставленные глаза лесничего были подернуты слезной мутью, а сизый в крупных порах нос выдавал в нем человека, подверженного запоям. Симаков безумно любил свою красавицу дочь, хотя и кричал на нее, будучи пьяным.
Просидев в канцелярии под арестом несколько часов, он позвал к себе переводчика, за которого был деревенский староста и злобно сказал ему:
– Ты за все ответишь мне, Савелий Петров, можешь не сумлеваться.
– Пока что ответ держать тебе, – угрюмо отвечал староста, – не заставляй ждать господина офицера, если хочешь спасти дочь, Федор.
– Немец тоже ответит мне за Соньку, – пообещал Симаков, – можешь не сумлеваться.
– Как знаешь, Федор, – холодно отвечал староста и перевел слова лесничего лейтенанту.
– О, прикрасно, косподин Симакоф! – тонко улыбнулся лощеный лейтенант и попросил адьютанта Зингеля срочно доставить в канцелярию дочь лесничего.
На глазах старосты и побледневшего от страха отца, он медленно раздел вздрагивающую от его прикосновений девушку и, усадив ее к себе на колени, весело сказал:
– Старик, ти хочьешь видать, как твой дочь станьет женщина?
Симаков заплакал и согласился на все требования офицера:
– Не трогай ее, Фриц, – судорожно глотая кадык, сказал он немцу, – Софья тут не причем, можешь не сумлеваться.
В тот же день он сдал гномов лейтенанту. Пленных заперли в колхозном амбаре. Пьяного Симакова подсадили к гномам, а девушку заботливо одели и вернули в канцелярию, где для нее был приготовлен уголок в ленинской комнате.
Чувствуя себя удачливым игроком, обер лейтенант Диц приказал усилить охрану колхозного амбара и с чувством триумфатора отправился спать в дом культуры имени Горького, который его предшественник Фриц Штайнер удачно переоборудовал под канцелярию.
В три часа ночи он проснулся оттого, что чей-то глухой скрипучий голос монотонно повторял за окном одну и ту же комбинацию звуков: «Ёо. Ёо. Ёо… Го. Го… Хоо. Хо. Хо… У.У.У.У…»
Странные приглушенные крики вызывали в нем смутное и непонятное беспокойство. Это было неожиданное и неприятное для него ощущение; он давно уже не испытывал чувства страха постоянно рискуя жизнью и приучая себя к каждодневной опасности. В том, что он услышал, было нечто механическое и мертвое, будто облезлая детская кукла испуганно кричит, потому что кто-то безжалостно и тупо наступает ей на живот. Человеческий голос не мог иметь такого жуткого тембра, и это насторожило подозрительного лейтенанта. Сначала, со сна, он уловил лишь протяжный горловой голос, тянущий на одной ноте несвязные звуки, но, прислушавшись, отчетливо различил русские слова, значение которых не понимал.
С русским у него почти не было проблем. Ему нравился этот язык, и он немного говорил на нем, удачно используя матерные слова и пословицы, но этого было недостаточно для флирта с женщинами, и в будущем он намеревался расширить словарный запас выражениями романтического характера: было крайне неудобно ухаживать за местными девицами, плохо владея русской речью.
