Утро, являющее солнечный свет, ознаменовало рождение нового дня, пробудив в людях спящую потребность жить. Все суетливое и лишнее однообразие, которое выдумал человек, ведя спор с природой за право быть наиважнейшей ее частью, временно прекращено…
Свет, лениво заползающий из маленького окна в комнату, лег на лицо, вынудив его обладателя понемногу возвращаться в реальный мир. Еще довольно туманное ощущение нового дня заставляло спящее тело подниматься быстрей, словно трубя тревогу о несогласии с хоть какими-нибудь стрессовыми переменами. Ясность его ума, так сильно и усердно затуманиваемая вчера вечером, приходила, понемногу капая маленькими каплями и превращая пустыню мыслей в оазис.
Через открытую форточку доносился вой рожденного города, его первый вздох, крик, говорящий о том, что он живой и по его жилам течет новая, свежая кровь. Рев мотора бульдозера, дети, проходящие мимо, организованным хором создающие бурлящее обрывистое многоголосье, шум проезжающих рядом и вдалеке машин сливался в общий монолитный фон, иногда нарушаемый разными меломанами, любящими слушать музыку слегка громче.
Евгений смотрел на небо. Оно было наполнено сочными и спелыми белыми облаками, освещаемыми со всех сторон, они были видны во всех деталях и мельчайших подробностях; на мгновение он даже представил и себя, лежащего на облаке, белом, теплом, мягком… Он закрыл глаза.
За окном вдруг раздался шорох. Открыв глаза, Евгений увидел в свете слепящего солнца фигуру парящего человека, спускающегося с самого неба. Предшествующие размышления, созерцание облаков навели на мысль (хотя очень мимолетную, стоило только моргнуть) об ангеле, ниспосланном свыше, дабы уменьшить его страдание.
Фигура опускалась все ниже, пока не показалась полностью, явив его взгляду не только вид земного создания, но и тросы, за которые оно было подвешено. Земное существо явило ему «свыше» еще одно чувство, чувство обоняния, запустив в открытую настежь форточку резкий, отталкивающий своей химией запах монтажной пены, добавив к уже существующему чувству слуха казнящие его звуки молотков, бьющих по стенам, и падающих кусков штукатурки, гремящих барабаном по карнизу и громоподобным эхом отдающихся в его голове. Образ ангела был разрушен, снизойдя до вида злобного демона, рушащего его только еле наладившееся хорошее настроение.
Он с силой, до боли закрыл глаза.
Евгений чувствовал себя избитым, истекающим кровью, брошенным в глухой, еле просветной чаще леса среди могучих высоких деревьев с их огромными зелеными, уходящими в небо кронами, одинокого шума ветра, словно ищущего себе друга, холодной зеленой травы, ковром укрывающей землю, и в вышине маленького кусочка неба, голубого, чистого, манящего – этого бездушия одиноким, где заданные в полном отчаянии истощенной души вопросы, облитые слезами сумасшедшей тоски, не находили просветление ответа, где потерянные мысли и сердце утопали в непонимании своей сути…
Один где? Почему? Когда?
Его настроение унес холодный ветер, темные серые тучи закрыли солнце, дающее что-то большее, чем тепло и свет, оно ушло, нагоняя тень на его расшатанные мысли. Евгений видел великую пустоту, мрачную и вечную. Одиночество окутывало его голое тело холодом и забвением. Мрачность познания была недосягаема для света близости родственной души, и вдалеке снова пробежала ее тень… Предательский шквальный ветер судьбы пронизывал его дрожащую суть, отчаянно испытывая серостью, слякотностью бредового бормотания своих оправданий. Еле пробивающаяся через темные лабиринты души, захламленные всеми ужаснейшими нечистотами человеческой жизни, крохотная, затерянная в великой пустоте, зовущая к себе сквозь сон дрожащая надежда, вздрагивая, тихо шептала: «Последняя, последняя…»
