Они напали внезапно. Узконосая, просмоленная лодья вынырнула из-за горки и ткнулась носом в берег. Первыми ее заметили играющие на мелководье мальчишки.
– Урмане! Урмане![1] – шлепая руками по бегущим от корабля волнам, заголосили они. Я оторвалась от розовой, с белыми прожилками ракушки и поглядела на пришлых.
Таких больших, похожих на хищных рыб кораблей мы еще не видели. Восхищенно разинув рты, малыши смотрели на сбегающих по веслам бородатых мужиков. Незнакомцы казались странными, но лишь самые несмышленые из нас, громко вереща, кинулись к печищу, а остальные сбились стайкой и продолжали глазеть на диковинный корабль. Я тоже. Пришлые нравились мне.
– Ух ты, какие… – сжимая мою ладонь, прошептал младший брат Савел. – Будто Магуровы[2] воины…
Я даже не взглянула на него. Я еще не доросла до девичьих забав и вместо поневы[3] носила длинную рубашку, но уже умела отличать урманские драккары от наших насадов[4], хотя в Приболотье и те и другие появлялись нечасто. Приходили лишь в поисках укромного местечка, чтоб спокойно залечить раны или залатать дыры в бортах своих плавучих домов. Но эти пришельцы отличались от прежних, а их драккар даже издали выглядел так, что хоть завтра в поход. Зачем же они пришли?
– Дара…
Я обернулась. Помаргивая хитрыми, чуть скошенными к веснушчатому носу глазами, на меня уставился сын Старейшины Вакся.
– Дара, – заискивающе повторил он. – Спроси, чего им надо.
Легко сказать – спроси! При взгляде на чужаков у меня перехватывало дыхание и пропадал голос. Однако мальчишки ждали – как-никак, а я была самой старшей. Еще не хватало показать им свой страх! Тогда прощай мои игры в войну и охоту – засмеют и отправят к остальным девчонкам – нянчить кукол да варить каши из мелкого речного песка.
Я проглотила застрявший в горле ком, шагнула навстречу незнакомцам и неожиданно хрипло выкрикнула:
– Вы кто?!
Урмане не ответили. Они надвигались молча, сосредоточенно, будто глухие, и тогда мне стало по-настоящему страшно. Вспомнились слова матери о злых находниках с моря, но раньше пришлые всегда отзывались на оклик, случалось даже дарили какие-нибудь удивительные подарки, и предостережения матери казались пустячной заботой. До нынешнего дня…
Почуяв неладное, мальчишки сбились вокруг меня и взволнованно загудели.
– Я домой пойду, – сказал кто-то дрожащим голосом.
– И я… . – И я…
– Дара, – потянув меня за руку, жалобно прошептал Савел. – Пойдем, а?
Он был прав, но мои ноги будто вросли в вязкую береговую глину. Дрожащей рукой я отпихнула его:
– Ступай.
– А ты?
– Я потом.
Раньше страх лишь придавал мне прыти, как той весной, когда сумела убежать от разъяренного лося, но теперь я не могла сделать ни шагу. Казалось, урмане не были людьми, и я чуяла это в их плавных движениях, суровых лицах, в мертвых – теперь уже было видно – пазах. «Бежать, бежать, бежать», – колотилась настойчивая мысль, но кто-то, гораздо старше и мудрее меня приказывал оставаться на месте. «Будто дикие звери, они пойдут по твоему следу и отыщут твой дом, – говорил этот голос. – Они пришли за тобой и не отступятся. Умри достойно не предавай родичей. Стой!» И я стояла. Лишь зажмурилась, чтоб не видеть, но, чуя нелюдей, земля вздрагивала под их ногами, и я знала, где они, еще до того, как почувствовала на плече чужую руку и услышала лающий голос:
– Где твой дом?
Сильная мужская ладонь вдавила меня в землю. По колено, по пояс, будто сама Смерть Морена держала мое плечо!
Сопротивляясь ей, я помотала головой.
– Открой глаза, словенская тварь!
Меня швырнули на землю. Знакомый запах травы защекотал ноздри и тут же сменился привкусом тающей во рту крови, но боли не было, только страх.
