Берта отбросила инструменты и с трудом выпрямилась, положив руки на ноющую от долгих полевых работ поясницу. Суставы пальцев почти не разгибались из-за того, что она по несколько часов в день держала в руках то лопатку, то грабли. Но сейчас её мучения были окончены. Это время – самое ненавистное и самое долгожданное. Начало осени. Совсем скоро будет урожай, и тогда земля вознаградит Берту за её труды. Сейчас ей не хотелось думать о скорой зиме. Она знала, что хорошо потрудилась сегодня, и сейчас ей просто хотелось отдохнуть. Земля выглядела ухоженной, грядки политы, некоторые овощи уже скоро можно будет срывать и есть.
В очередной раз Берта взглянула на небо со смутной тревогой. Молнии преследовали её уже третье лето, но ещё никогда не доходили до цели. Они били то в землю у самой ограды, то в деревья прямо за домом, и Берта опасалась, что однажды они достанут до неё. Но сейчас всё было тихо. Уже дюжину дней никакого дождя. Уже больше двух дюжин дней ни одной молнии. Непроходимая стена леса за домом замерла, будто ожидая ещё более сильной, уничтожающей грозы. Иногда, Берта точно это знала, молнии целились в неё, точно они злились, что у них никак не выходит её сжечь, но всегда останавливались в паре метров, как если бы на их пути в воздухе встретилось препятствие. Молнии, молнии, молнии. Они появлялись из ниоткуда, в ясные погожие дни, в лёгкий грибной дождь, в сизую ночную мглу. Они знали, куда нужно бить, и с каждым днём подбирались всё ближе. Но сейчас – тишина.
Размяв немного ноющие мышцы, Берта снова нагнулась, собрала инструменты и пошла с ними к ведру с водой, чтобы вымыть их, высушить о висящее прямо тут полотенце, и убрать подальше, пока к тем не присохла земля. Когда всё было сделано, она вошла в дом. Как будто корнями вросший в землю, он выглядел неподатливым, древним, недвижимым. Почти половину его занимала печь. Огонь всегда горел в ней, даже в самые жаркие дни. Берта даже пыталась несколько раз его потушить, но он отвечал на это лишь ехидным потрескиванием и, как правило, после таких попыток разгорался с ещё большей силой, паря её в и без того чересчур прогретой комнате. Сейчас было уже не так жарко, и Берта порадовалась, что огонь всё так же ждёт её и даже не думает гаснуть. Она взяла со стола пару еловых веток и подкинула ему. Огонь с радостью принял этот дар, окатив девушку волной приятного хвойного дыма. Так они и жили – как муж и жена, то душа в душу, то враждуя, но никогда порознь. Берта знала – зимой только он спасает её от смерти. А кончина всегда была так близка.
Берта достала из-под стола недоеденную с утра кашу, развязала на горшке косой узел из старого серого платка, и принялась есть, запивая водой из кувшина. Окончив трапезу, она достала из корзины маленькое кислое яблочко, скинула с него муравьёв, позарившихся на её скудный ужин, и начала с наслаждением грызть. Скоро придётся засушивать плоды, а пока у Берты была возможность насладиться тем небольшим угощением, которое подарила ей природа, в сыром виде. Яблоки она любила особенно, ведь их не приходилось специально растить. Никакого труда, чтобы получить урожай – лишь подставь табуретку, встань на носки, да сорви то, что было выращено специально для тебя заботливой землицей. Берта ни на секунду не сомневалась, что всё в этом мире про неё и для неё и часто про себя повторяла давно заученную фразу «Тебя зовут Берта. Теперь это твой дом». Берта только не понимала, к чему тут слово «теперь», она ведь всегда жила здесь, в этой избушке на холме у самого края леса, на этой никогда не затухающей печи. Молнии почти всегда били в землю под её ногами, пугая её. Сквозь скрученные стволы деревьев всегда было не пройти. Ловушки были расставлены на нужных местах в траве, периодически даря ей возможность насладиться вкусом мяса неаккуратных зайцев и змей, перепёлок и маленьких полевых мышек. Мышек ей было особенно жалко есть. Такие маленькие и беззащитные, и мяса почти совсем нет. Но в итоге голод всегда брал своё, и она нехотя разделывала крошечную тушку, стараясь оставить как можно больше, и выкинуть как можно меньше.
