Имена первого и последнего русских революционеров сошлись в на редкость нереволюционном Калужском крае. И тот, и другой прожили яркую, не лишённую взлётов и гонений, жизнь. Ходили в больших чиновниках. Пребывали в опале. Вступали в яростные схватки с российскими бесчинствами. Писали неугодное царям. Получали всемилостивейший отлуп. Награждались арестами. Прожили по полвека с небольшим. Оба плохо кончили: один принял яд, другой – пулю.
Под Малоярославцем, что в Калужской губернии, первый русский революционер Радищев рос и набирался разума в местечке, с провидческим наименованием в память – Немцово. Они не встретились в жизни. Но обнялись на географической карте. Может быть, сойдутся в учебниках русской демократии. Пусть не нынешних учебниках (коих пока просто нет), но будущих – наверняка.
Советским людям автор «Путешествия из Петербурга в Москву» запомнился разве что эпиграфом к сему обвинительному акту наших самодержавно-крепостнических непотребств: «Чудище обло, озорно, огромно, стозевно и лаяй». Впрочем, не Радищеву принадлежавшему, а Тредиаковскому. Что же конкретно написал сам Александр Николаевич в своём оскандалившем Русь «Путешествии…», мало, кто знал раньше, ещё меньше интересуются сочинённым дерзким выходцем из калужской помещичьей семьи сейчас.
Сегодня Россия вновь затосковала по самодержавию. Посему имя Александра Радищева – одного из первых его разоблачителей, буревестников демократии – у нас не чтят. Особенно – в родовом гнезде писателя, архаичном до уровня политической палеонтологии – Калужском крае. Ни памятников этому «честному человеку» (Н.М.Карамзин), «рыцарски совестливому» (А.С.Пушкин), одному из «наших пророков» (А.В.Луначарский), «сочувствователю страданиям масс» (А.И.Герцен), ни иных новейших упоминаний о нём у нас не сыщешь. Старательно забыт.
«Я взглянул окрест меня – душа моя страданиями человеческими уязвлена стала», – оправдал свою сагу о «не той» Руси болезненно совестливый автор. О её холодном неуюте. О неприкаянности в неуюте том. «Ужели сия грозная мачиха произвела нас для того, чтоб чувствовали мы бедствия, а блаженство николе?» Перчатка, брошенная Радищевым в лицо власть придержащим, была поднята самой Екатериной II: та быстро возжелала вышедшего из доверия пажа, недавно ещё посылаемого ею на учёбу в Лейпциг, сего невоздержанного умника повесить. Но в последний миг разжалобилась и сослала на 10 лет в Сибирь. Как автора книги, «наполненной разными дерзостными изражениями, влекущими за собой разврат, неповиновение власти и многие в обществе расстройства».
«Удаляйтеся, елико то возможно, даже вида раболепствования», – нёс со страниц своего либерального манифеста антифеодальную крамолу радикал вышедший из села Немцово. «Не дерзай никогда исполнять обычая в предосуждение закона. Закон, каков ни худ, есть связь общества. И если бы сам государь велел тебе нарушить закон, не повинуйся ему, ибо он заблуждает себе и обществу во вред», – в прежней России, равно как и в нынешней мысли зловредные. Правовое государство нам по-прежнему не грозит.
Трудно представить, что кто-нибудь бы из главного чиновничества в России осмелился бы сегодня цитировать Радищева. Или – обсуждать: ставить ли ему памятники и где. Равно как никто не учреждает в вузах (даже на месте истоков его рода в казённейшей Калуге, или – в суперлиберальной ВШЭ в Москве) стипендии имени А.Н.Радищева, гранты и т.д. Боязно – «судимость» с автора по сию пору в России не снята. Даже, может быть, с его трудов совсем не политических, почти что краеведческих с примесью аграрных.
«Едва жизнодательною своею теплотою солнце начинает сгонять мертвую, но плододелательную в Северных краях седину зимы, как начнет в земледельце, а паче в России, возникать некая благая работливость; ибо зима, поражая преходящею смертию Природу, отъемлет у земледельца, хотя частию, его деятельность», – даёт в «Описании моего владения» поэтизированный зачин своему уникальному исследованию крестьянских будней села Немцово его владелец, искренне сочувствующий местным землепашцам Александр Радищев.
