Сладостные печали
Когда-то, давным-давно…
Пират сидит в подземелье.
(Пират – это метафора, но притом все-таки человек.)
(Подземелье мы вправе рассматривать как узилище.)
Пират посажен туда за проступки пиратского свойства, преступные в должной мере, чтобы повлечь наказание, по мнению тех непиратов, которые такие дела решают.
Кое-кто велел и ключ выбросить, но ключ на облезлом колечке свисает с крючка, который вбит в стену поблизости от двери.
(Так близко, что его видать из-за прутьев решетки. Свобода в поле зрения, но вне досягаемости, предназначаемая служить узнику укором. Никто не помнит об этом теперь с той стороны решетки, где ключ. Тонкий психологический ход забыт, обратившись в привычку и удобство.)
(Пират это понимает, но соображения свои придерживает при себе.)
Караульный сидит в кресле у двери, читает детективы из тех, что выпускают сериями на дешевой бумаге, и воображает, что он приукрашенная, присочиненная версия себя самого. Гадает, в чем разница между пиратами и ворами, неужто в кораблях и шляпах.
Некоторое время спустя на смену ему приходит другой охранник. Точного расписания пират уяснить не может: часов в подземелье-узилище нет, а шум прибрежных волн под каменной стеной заглушает и утренний перезвон, и вечернее веселье.
Этот караульный пониже ростом и читать не любит. Он не хочет быть никем, только собой, у него не хватает воображения, чтобы наколдовать себе второе я, альтер эго, не хватает даже на то, чтобы вникнуть в чувства того, кто сидит за решеткой, а ведь в подземелье тот единственная живая душа, не считая мышей. Самым придирчивым образом он разглядывает свои ботинки, когда не спит. (Но обычно все-таки спит.)
Часа через три после того, как низкорослый охранник сменяет чтеца, приходит девушка. Приносит тарелку с хлебом и миску с водой, ставит их за решеткой, и руки у нее до того трясутся, что половину воды она расплескивает. А потом поворачивается спиной и ускакивает вверх по лестнице.
На вторую ночь (пират догадывается, что это ночь) он становится вплотную к решетке и смотрит на девушку в упор, и тогда та роняет хлеб, да так, что до него едва можно дотянуться, и расплескивает почти всю воду.
На третью ночь пират прячется в тени, в дальнем углу, и так исхитряется сберечь от расплескивания большую часть воды.
На четвертую ночь приходит другая девушка.
Эта девушка караульного не будит. Ножки ее ступают по камню легче, и шорох шагов заглушается волнами и мышами.
Эта девушка вглядывается в тень, где стоит едва заметный пират, тихонько, разочарованно вздыхает, а тарелку с хлебом и миску ставит близко к решетке. А потом она ждет.
Пират остается в тени.
После нескольких минут молчания, перемежаемого храпом охранника, девушка поворачивается и уходит.
Добравшись до еды, пират обнаруживает, что в воду подмешано вино.
На следующую ночь, пятую, если это вообще ночь, пират ждет у решетки, когда спустится неслышными шагами девушка.
Поступь ее замедляется почти незаметно, стоит ей увидеть его.
Пират смотрит на нее, а девушка смотрит на него.
Он протягивает руку за миской и хлебом, но девушка ставит их на пол, не отводя от него глаз, следя за тем, чтобы он не смог коснуться даже краешка ее платья. Смелая, но скромная. Выпрямляясь, она отвешивает ему намек на поклон, легкий кивок головой, движение, которое напоминает зачин танца.
