Дана вздрогнула, ощутив прохладное прикосновение к своей руке. Красивая, ухоженная ручка, с ярко-красным, ультрамодным маникюром, как будто порхая, пыталась вырвать Дану с глубокой задумчивости, которая поглотила ее буквально целиком. Это были думы, которые с поразительной цепкостью завладевали людьми, подверженным меланхолическим припадкам и депрессивности. Люди, которые будто просыпаясь от тяжелого сна, обнаруживали себя в других городах, в других пространствах. Тонкими нитями памяти запутавшейся в тугой клубок, эти люди извлекают из глубин понятия, в чем суть этой новой обстановки, какая ситуация связала их с этими новыми, абсолютно чужими людьми, которые несмотря на твою красноречивую отдаленность, продолжают тебе улыбаться, с притворным вниманием интересуются твоими бедами, после чего фальшиво одаривают тебя своим приторным сочувствием. И если у тебя мелькает луч мысли, что твои проблемы, твои горечи и беды, они лишь твои, неотъемлемая часть только тебя, когда ты стараешься удержать дистанцию с мнимыми доброжелателями, показное дружелюбие как рукой снимает. Поджатые губы, приподнятая бровь, которая скрывает уже холодный взгляд. Тебе быстро дают понять, что ты им уже не интересен, что им ты был больше по душе в роли жертвы.
Все эти мысли мелькнули в голове у Даны, пока она попыталась сфокусировать свой взгляд на холенной ручке которая настойчиво, и даже с каким-то остервенением, трепала Дану, то за руку, то за застывшее плечо. Вслед за этим, как из дна глубокого колодца, до Даны начал доноситься звук голоса, сначала монотонный гул, будто из преисподней, потом модуляция раздваивалась, переходя в приятный звон. С большим усилием, Дана заставила себя поднять глаза, чтобы выяснить, кому же все- таки принадлежит эта белая, гладкая ручка, с таким упорством пытающаяся растолкать ее. Понемногу, затуманенный слезой глаз, вырвал из окружающей обстановки склонившееся над Данной лицо, серые глаза которого с растущей тревогой смотрели на нее. Синяя фуражка с эмблемой самолета, сидевшая на строгой прическе из белокурых волос, наглухо застегнутый на самую верхнюю пуговицу безупречной белизны блузы воротник, свидетельствовали о том, что перед Данной стюардесса, всеми силами пытавшаяся получить от нее ответ, вопрос на который, судя по ее озабоченному выражению лица, был задан довольно- таки давно.
– Девушка, с вами все в порядке? Как вы себя чувствуете? Вы меня слышите? Вы можете мне ответить? – Вопрошала молоденькая стюардесса Дану.
Мелькнула мысль, что если она не ответит, то красотка стюардесса поднимет на ноги весь авиасалон воздушного лайнера, в главе со всем экипажем и пассажирами вместе взятыми.
Ценою невероятных усилий, Дана сосредоточила свой взгляд на лице заядливой бортпроводницы, и слегка надтреснувшим голосом, как последствие долгого молчания, ответила
– Да, да, спасибо, у меня все в порядке, все просто отлично, немного замечталась….
– Понимаю… – Натянуто улыбнулась стюардесса, на бейдже которой, большими, золотистыми буквами выводилось имя «Валерия». -Простите, что так настойчиво вырываю вас из ваших грез, просто мне показалось, что вам не совсем хорошо. Я уже подумала, что возможно вы испугались взлета. Знаете, очень многие пассажиры боятся взлетов и посадок, а когда наш борт попадает в зону турбулентности, так вообще, такую панику поднимают…
И по мере того, как красноречиво стюардесса Валерия описывала все трудности и заботы связанные с ее работой и боязливыми пассажирами, Дана опять начала терять, обретенную с таким трудом, нить недавнего разговора. Взгляд ее опять затуманился, голос стюардессы зазвучал как из далека. Смышленая Валерия еще раз присмотревшись к неразговорчивой пассажирке по своему истолковала отстраненный вид девушки. В силу своей юности, беззаботной жизни, к которой приложили свою небедную руку родители Леры, так как она была единственным и любимым ребенком в семье, Валерия, безмолвный вид Даны, и правда приняла за мечтательность. Еще раз откашлявшись, бортпроводница, уже заученным голосом профессионала, поинтересовалась
