Кто-то тихонько поскрёбся в дверь. Мерзко скрипнули ржавые петли, вынимая душу и разгоняя тяжёлый сон. «Дежурный, я же по-человечески…», – вяло подумал мозг. Посмотрел на часы. Три часа сна за двое суток. Маловато. В щель между дверью и косяком протиснулась плоская мордочка в зелёной фуражке. Рот и нос были. Глаз не было. Вернее, там, где они должны были быть, было два тире, как в азбуке Морзе.
– Можна? – шмыгнув носом, спросила мордочка в зелёной фуражке, делая ударение на последнюю гласную, и в комнату самостоятельно шагнул, начищенный до глянца, яловый сапог.
– Можно козу на возу! – рявкнул я, не прицельно бросая в сторону двери стоптанный кроссовок славной фирмы «Адидас».
Взвизгнув, дверь резко захлопнулась, спасая нечаянного нарушителя от ярости не выспавшегося майора. Двух минут хватило, чтобы одеться, кое-как поелозить колючей щёткой по пока ещё своим зубам и плеснуть на мятую после сна физиономию пару кружек воды. Берцы не одевал, носков хватит. Под столом не видно. За дверью послышался приглушённый разговор и топанье. «А вот и служба очнулась», – понял я, уже два раза в мыслях линчевав дежурного по команде. Дверь резко открылась, пропуская вперёд левую руку, с повязанной на неё затёртой красной повязкой, на которой белым по красному серьёзным тоном было написано «Деж.». Коридорное эхо доносило до меня какой-то хрип. Я так понимаю, что правая рука дежурного прапорщика, там за дверью, держала за горло нарушителя. В мой спальне-кабинет заглянула встревоженная, лысая голова Красного (позывной) и, что-то зло сказав за дверь, попыталась объяснить свой промах:
– На минутку в туалет, тыщ командир… Сижу, а тут слышу… топ-топ… Просочился. Виноват, Васильич! Выкинуть?
– Я те выкину… Военный! Военный, заходи! – почти ласково позвал я, миролюбиво показав кулак дежурному, – да пусти ты его! Кто там ещё?
Чёртова дверь дёрнулась и вместе с визгом петель в кабинет-спальню протопал слегка помятый военный, в насаженной по самые уши зелёной фуражке. Видно, пытался сопротивляться. Шея красная и носом шмыгает. По форме – пограничник, по званию – прапорщик. До среднего роста ему не хватало сантиметров десять. Зелёная фуражка, державшаяся на ушах, смешно дёргалась в такт грохота каблуков о деревянный пол. Правая рука резко дёрнулась вверх, отдавая честь, чуть не сбив с ушей головной убор.
– Товарищ… – захлопали глаза-амбразурки. Ну, то есть, как, захлопали… Скорее, прищурились ещё сильнее.
А погончиков то у меня и нетути! Я ведь выходной сегодня, отсыпаться должен, согласно распоряжению начштаба. Сижу весь такой по-домашнему, в тельняшечке, а к тельняшкам погоны то и не пристёгивают.
– Майор, – подсказал я пограничному прапору, с интересом разглядывая занятного посетителя.
– Товарищ майор, – почему-то радостным голосом заголосил пограничник, представляясь, – прапорщик Хрущёв. Прикомандирован в ваше подразделение в качестве переводчика.
Ах, вот где собака порылась! Ну, слава те! Сподобилось начальство. Три месяца просил, три месяца обещали и вот… награда за упорство. Зелёная такая, узкоглазая награда!
– Отлично, прапорщик! Ты даже не представляешь, как мы тебя ждали, – выскочил я к пограничнику, забыв, что на мне одни носки, – как фамилия, говоришь?
– Дари практически родной, с пушту тоже проблем не будет. Соседи туркмены дома были так, что и с этим разберёмся. А фамилия обычная – Хрущёв, – повышая ставки, «выдавал на гора» прапорщик, поспешно поправляя слегка помятую злым дежурным форму.
– Здорово, товарищ прапор, здорово! А то прихватишь басмача, задаешь ему вопросы, поначалу ласково, а он молчит или лопочет почём зря. А, если не понимаешь, то и подозревать начинаешь. Улавливаешь ситуацию, прапор? Не вежливо и обидно, однако. Как стрелковая подготовка? Где служил? – радуясь хорошему началу дня, спросил я.
