Я из глины, я из глины, я из глины…
Все громче и громче просил, настаивал Женя. Однако молитва тонула в реве пламени, что пожирало дом. Пол дрожал. Стены трещали. Бог безумствовал и ликовал.
– Я сожгу дом! Я сожгу дом! – гремел огонь. Зверь весь был им. Только угольно-черный скелет еще угадывался.
За окном лил дождь. И он, конечно, одолеет даже это пламя. Рано или поздно. Поздно. Для Жени точно будет поздно. Жар душил и облизывался. Язычки подбирались.
– Я из глины! – крикнул он и прыгнул в огонь.
Перемахнул через очаг. И почувствовал лишь теплое объятие. Может, выйдет?..
Сейчас же толкнуть дверь! Вдруг выпустит! Теперь, когда дом погибает. Пускай к ней не прикоснуться, но он-то из глины.
Женя кинулся к двери. Умирать не хотел, но уже не боялся. Нет, страха не было. Наконец-то. И все же он застыл.
Волна огня отхлынула от стены. Совсем не ласковая, жгучая. Преградила путь. Показался довольный оскал. Вместо клыков – алые язычки. Дом задрожал сильнее. Словно от хохота.
Не отпустит! Тварь!
Что он может против Бога? Что у него есть?
Ни меча, ни щита. Футболка. Рваная, расцарапанная футболка.
Женек вспомнил – именно за нее тот в первый раз его цапнул. Но началось все раньше.
Содрал футболку, скомкал. Подавись!! В гневном отчаянии швырнул в монстра.
Началось все раньше…
Ткань вспыхнула подобно спичке. Пропала. А Женя заголосил. Дом тряхнуло. Дерево затрещало в агонии. Он отлетел на пол.
Как он сюда попал? Какая дорога привела в этот дом?
Чертов ключ… С самого начала все пошло не так.
* * *
– Конец, приехали…
Ключа под резиновым ковриком не оказалось. А это уже была крайняя мера – заглядывать в ключной тайник. Что называется, пожарный случай.
Оля отпустила край коврика, притоптала его, будто запечатывая тайничок обратно. Рука вновь потянулась к дверному звонку.
– Может, спят? – без особой веры обронила она. Нахмурилась.
– Днем? Сейчас? У них что, тихий час? – шутливо проворчала Катька. И, ловко убрав за ухо вьющиеся каштановые прядки, прижалась к двери. Тут же приглушенная трель звонка потонула в ее крике:
– Просыпайтесь!
Женек перестал прыгать по ступенькам узкой лестницы, обернулся и коротко хохотнул. Младший среди них, он не привык волноваться – решения принимать не ему. И потому один, наверное, радовался некстати возникшей неприятности. Ну как же – ведь приключение!
– Эй! Проснитесь! Ау! – от души кричала Катя уже на весь подъезд.
– Катя! Ну-ка, ты чего?! – Оля хлопнула ей по плечу. – Хватит… Пойдемте.
Она подняла пухлую сумку и с печальным лицом зашагала вниз. Катя поспешила следом, придерживая перекинутую через плечо сумочку поменьше.
Замок щелкнул. И они замерли. Обернулись.
Дверь квартиры распахнулась. И – о, чудо! – из прихожей выглянул Женя и, довольный их изумленными лицами, уже хотел пригласить их внутрь…
– Женька! – крикнула Оля почему-то раздраженно, с каким-то даже эхом. – Чего застрял? Быстрее!
Женек махнул головой, прогоняя фантазию. Перед ним все так же равнодушно возвышалась неприступная дверь. Она заперта, он – на лестнице. Все, что оставалось, вздохнуть печально: и почему в нем нет дара телепортации, как здорово было бы. Сквозь стены проходить он тоже не умел – уже пробовал.
– Женя! – донесся снизу нетерпеливый зов. И он полетел к выходу, перескакивая через каждую третью ступеньку.
– Куда мы?
За спиной у него подпрыгивал рюкзак, не такой тяжелый, как еще несколько недель назад в школе. Теперь в нем теснилась одежда. Хотя пара книжек тоже имелась.
– Обратно. На вокзал, – отозвалась Оля, распахнув подъездную дверь.
Сюрприз не удался.
В Комсомольске, поселке, на автовокзал которого они возвращались, жили их двоюродные сестры – Лариса и Таня. Такие же взрослые, как Оля. Как и Оле, сколько им лет, Женя никогда не знал. Но о школе, встречаясь, они не разговаривали. Опять-таки, наверное. Во-первых, они секретничали, а во-вторых, ему и самому было неинтересно.