Чувствуя себя истинной великомученицей, Лика прошла в сауну. Ноги её в этом навороченном косметическом салоне не было бы, но положение обязывает: завтра важная встреча с очень богатым и влиятельным клиентом – нужно быть в форме. Она не успела с утра проделать нужные процедуры: совещание с сотрудниками затянулось, – и вот теперь ей предстоял полный комплекс удовольствий послеобеденного посещения.
В этом салоне красоты, открытом не так давно в элитном пригородном посёлке, и очередь поменьше, и парикмахеры, косметологи, мастера-профессионалы всегда без предварительной записи примут. Одна проблема – здесь уже собрался весь цвет общества, скучающие жёны деловых людей, а потому призрачная надежда на всего лишь час отдыха во время процедур летела ко всем чертям.
Только представьте – три часа бесплатно выслушивать то, что за определённую плату она вынуждена слушать каждый день на работе. Темы всего две: предполагаемая или вполне доказанная супружеская неверность и, как следствие этого, жадность мужа, расточающего деньги на стороне.
И в бане, и на массажном столе, и под феном в наказание за опоздание ей придётся выслушать с десяток жалоб на скаредность богатых супругов, непонимание ими женских проблем, нежелание идти навстречу маленьким капризам, стоимость которых исчисляется порой сотнями тысяч денежных единиц.
Лика уже давно не была женой, да и за те три года, что была, в общем-то не успела войти в роль, вкусить прихотей безработной, скучающей светской дамы. Она сама стала деловой женщиной и прекрасно понимала мужчин, старающихся сэкономить на бесполезных безделушках и вложить деньги в бизнес.
Всего каких-нибудь пятнадцать лет назад в деревне, в которой родилась девочка, названная родителями в честь бабушки несовременным именем Гликерия, никто даже не подозревал, что у одного человека денег может быть больше, чем в колхозной кассе в день выдачи зарплаты.
Родители работали, и они совсем не бедствовали, жили как все, но столько денег, сколько она сегодня оставит в этом салоне красоты, никогда в руках не держали.
Папа-тракторист, передовик труда, победитель социалистического соревнования, с первой оттепели и до первого морозца, от зари до зари работал в поле. Его в отпуск только зимой отпускали. Мама, пока колхоз не развалили, трудилась бухгалтером по зарплате. Представить страшно – переписывать каждый месяц без компьютера ведомости на пятьсот колхозников, трудодни каждому рассчитать, по больничным листам перерасчёт сделать, отпускные добавить, за прогул снять, отчёт подготовить… И как назло бабушки далеко: одна на Кубань к маминой младшей сестре жить переехала, а другая в далёком Иркутске всю жизнь прожила. Вот Кере и пришлось с пяти лет хозяйством заниматься. Она и огород полола, и за двумя младшими сестричками присматривала, и обед варила, и кур кормила, а потом, переделав всю работу, мечтала о новом платье с рюшами, как у дочки агронома, той самой воображалы Наташки. Ещё она очень хотела иметь портфель с блестящими пряжками, велосипед со звоночком и уже позже – познать красивую, как в кино, любовь
Лучшими друзьями Гликериных родителей всегда были ближайшие соседи Фёдоровы. Так уж получилось, что мама и тётя Вера выросли в соседних домах, дружили с детства и мужей к дружбе приобщили. И в разделяющем участки заборе всегда были оторваны три доски, чтобы высокая, толстая бабушка Мария, мама тёти Веры, могла беспрепятственно пройти к соседям, посмотреть, что там «фулюганы» делают. «Фулюганами», то есть хулиганами, по мнению бабы Марии, были все живущие в деревне дети. Она ругала своих внуков, Керю и её младших сестричек Стасю и Марийку, а ещё забежавших поиграть соседских детей. Ругала и грозно говорила:
