Рота Ледкова уходила к Истринскому водохранилищу, в ее задачи входило недопущение взрыва плотины, а вторая рота повзводно уходила в Клин и Солнечногорск, вносить панику в тылах фрицев. С ротами ушли по четыре сапера, два радиста с радиостанциями, чуть лучше остальных знающих немецкий язык. В клинской группе переводчиком шёл Алексей Самсонов.
К 6 декабря советские войска перешли в крупномасштабное наступление по всему Западному фронту. Наиболее трудным был переход в контрнаступление на участке 20-й армии генерал-майора Власова и нашей 16-й армии, где немцы крайне упорно сопротивлялись, не желая оставлять Красную Поляну и Крюково, откуда была видна Москва, и пропускать наши войска к Солнечногорску и Клину.
К шести часам следующего вечера наш тентованный «ГАЗ», с работающей печкой-буржуйкой, припарковался у заднего фасада здания, в котором располагался штаб 16-й армии, и дежурный расчет приступил к работе. В первый раз на задание выехало все руководство: Чайкин, я, а Андрей Размазнов сам сидел «на прослушке» радиочастот вместе с другими тремя операторами. Сидя в наушниках уже больше 40 минут, парни крутили верньеры приемников, ища какие-либо подозрительные зацепки, но пока, кроме треска, каких-либо разговоров или музыки далеких радиостанций, ничего интересного в эфире не попадалось. На улице нас охраняло отделение разведчиков, рассредоточенное в тени зданий. Совещание в штабе шло около 10 минут, как вдруг Размазнов поднял руку, подзывая нас к себе. Мы по очереди с Чайкиным одевали наушники и вполне четко, только наблюдался низкий уровень громкости, послушали о том, о чем в данный момент говорил Рокоссовский офицерам штаба.
– Молодец, Андрей, первый выход на задание и так удачно, теперь нас будут ценить и за мероприятия РЭБ.
Я по накидной лесенке соскочил из кузова на землю и быстро направился в здание штаба. За мной из темноты показались и двинулись вслед четыре разведчика из оцепления машины.
– Парни, заходите за мной и постарайтесь проконтролировать, кто зашел или кто с чем в руках или сумке вышел из соседних комнат. Если будет открыта дверь, то заходите туда, как бы погреться, и не спускайте глаз со стен, примыкающих к помещению штаба.
Пройдя к помещению, в котором проходило совещание, я попросил адъютанта, точнее, дежурного офицера, попросить выйти начальника разведки и самого командарма Рокоссовского по архисрочному делу, находящемуся на контроле Москвы. А кто сказал, что наличие прослушивающей аппаратуры в штабе армии не касается Москвы?
– Кольцов, ты уверен, что нужно прервать совещание?
– Так, точно, крайне важная информация!
Через несколько минут вышел раздраженный Рокоссовский с Заикиным и дежурным офицером, который, улыбаясь, показал мне кулак.
Я козырнул и начал доклад: «Товарищи командиры, попрошу одеться и проследовать со мной, все пояснения будут на месте».
Не заставляя себя ждать, командарм накинул ватник, предоставленный разведчиком, и вышел со мной, следом пошел Заикин. Поднявшись по приставной лестнице в кузов, Рокоссовский прищурено огляделся.
«Товарищ командарм, оденьте и послушайте», – сказал Размазнов, передавая наушники.
Рокоссовский надел наушники и замер – в наушниках отлично звучал голос начальника штаба Малинина, объясняющего планируемую диспозицию наступления на Крюково и далее по нанесению ударов на город Солнечногорск.
– Это что такое?
– Это, товарищ командарм, ваши планы слушает внедренный в штаб армии шпион с помощью микрофона и слабенького усилителя, и передает в эфир для фашистов.
Послушал это дело и Заикин.
– Что делаем?
Я продолжил: «Товарищ командарм, предлагаю следующее: первое – обязательно пригласить начальника особого отдела, второе – вам нужно продолжать совещание, как ни в чём, ни бывало, при этом предложить совершенно иное, чем планируете, но это должно выглядеть красиво и, главное, реалистично. Это нужно для того, чтобы не спугнуть шпиона, он итак мог насторожиться. Далее особист со своими или моими ребятами либо возьмет шпиона сразу, либо начнет свою игру по дезинформации врага».
