Глава 1
Ярослав 10 лет. Ева 9
лет.
Мне было десять, когда я решил, что
Ева Лисицына будет только моя.
Не то чтобы я не доказывал это
каждый раз, когда какой-нибудь тупоголовый решал показать ей свою
симпатию, задирая и обижая. Конечно, девочкам в начальной школе
неведомо, что у большинства мальчиков с детства отключаются мозги
при виде той самой косички, которую непременно нужно дёрнуть.
Зато это понимал я. И очень хорошо,
так как даже на рыжую косичку стремился всегда заявить права, не
позволяя никому к ней прикасаться. И пусть Ева и не входила в число
тех девочек, которым это могло бы понравиться, я всё равно
насобирал за два года столько синяков, что моя мама стала очень
популярной и обсуждаемой персоной для мам всех мальчиков начальной
школы, а я постоянным гостем в кабинете директора и школьного
психолога, заверяющего, что у меня чрезмерно развита агрессия.
Мимо, мозгоправ.
Во мне просто было чрезмерно много
Евы и желания, чтобы она в принципе переехала в мой дом.
Я даже не помнил, когда именно это
произошло, но в один момент, из той самой новой соседской девочки,
которая умела только раздражать тем, что ее никак было не достать,
она стала той, без кого я не хотел выходить на улицу.
Веселая, умная и своя «в доску»,
иногда Ева могла придумать такое, что ни мне, ни Кайманову бы и не
пришло в голову. Упорная и сильная духом, – Ева никогда не плакала,
когда разбивала коленки. Зато я был тем самым идиотом, которому
хотелось её жалеть и защищать, даже если она никогда в этом сама не
нуждалась.
Но я хотел и делал, даже несмотря на
то, что после этого меня снова ждали двери кабинета психолога и
часовая пустая болтовня на тему, что нужно решать проблемы словами,
а не кулаками. Мне было плевать, пока всё остальное меня
устраивало, а мои костяшки пальцев вечером обрабатывала Ева,
оставаясь на моей стороне, несмотря ни на что. Мне кажется, даже
моя мама к годам четырнадцати смирилась с тем, что в доме Лисы я
проводил больше времени, чем в своём. Не один, конечно, Егору тоже
приходилось тусоваться на участке Лисицыных чаще, чем у себя дома.
Но он как раз-таки был меньше всех против сбежать из практически
всегда пустого дома, а вместо этого провести время в компании дяди
Серёжи, который частенько разрешал нам пострелять из пневматики и
доверял нам разжигать костер для вечернего стейка.
Отец Лисы, кстати, тоже в итоге
смирился, что я не только готов переехать к ним домой, но и в её
спальню, хотя и не раз намекал, что у него не только имеется в доме
пневматика, но и заряженный огнестрел, который непременно снимет с
предохранителя, если я когда-нибудь удумаю обидеть его дочь.
Это просто он не знал, что я сам его
украду у него, если хоть кто-нибудь удумает обидеть его дочь.
Про то, что это могу сделать
когда-то сам? Я проще с рукой бы левой тогда расстался, чем кому-то
поверил, что однажды доведу ее не просто до слез, а вычеркну из
своей жизни так, будто она никогда ничего для меня не значила.
Возможно, если бы я ещё в возрасте
десяти лет не был бы настолько самоуверен, что присвоил Лисицу себе
без её ведома, масштаб разрушений, что принёс по итогу в её жизнь,
не был бы настолько критичным…
Но, нет.
Это была гребаная средняя школа,
когда я понял, что Ева больше не будет у меня на виду двадцать
четыре на семь, а возле неё спокойно будут виться другие пацаны,
так как я буду учиться в другом корпусе, потому что
придурок-директор решил поэкспериментировать и сделать прыжок между
третьим и пятым классом.
Первое мое категоричное решение –
остаться на второй год. Вот так просто, а почему бы и нет? Ещё и
прямиком попасть в класс Лисы. Мне было десять, и единственным
решением всех проблем было одно – протест. Вот только его не
оценили мои родители. Особенно, отец, который одним своим
«обалдел?» очень красноречиво показал мне, что протест – полная
фигня против решения родителей.
