Вокруг приднепровская степь. Торговый караван тяжело взбирается на огромный холм. Могучие волы натужно ползут вперед, клонят к земле рогатые головы. Земля под копытами стонет, подрагивает, пыль стелется густым покрывалом. Вереница груженых повозок поскрипывает, раскачивается из стороны в сторону.
Полуголые, худые, как жердь, погонщики щелкают плетями по хребтам гигантских животных, те всхрапывают, рассекают воздух исполинскими рогами, многоголосое мычание растворяется в горячем воздухе.
В голове каравана – трое вооруженных всадников, мощный торс закрывает кольчужная рубашка, на груди пламенеет вплетенное в кольца выпуклое солнце из желтого металла.
Глаза дружинников грозно поблескивают из-под прорезей железных полумасок. Длинные мечи бряцают по обтянутым железом ляжкам седоков. Большой каплевидный щит перекинут за спину.
С боков в клубах пыли устало топает пешая охрана, лица хмурые, в грязных разводах, от строя несет крепким потом. Многие шлепают по раскрасневшим шеям – прогоняют назойливых кровопийц. Потертые кожаные безрукавки одеты на голое тело. У всех по длинному – в полтора человеческого роста – копью.
Когда добрались до макушки холма, среди дубняка и высокого папоротника что-то зашевелилось, зашелестел кустарник, громко треснула сухая ветка. Конь под дружинником заржал, встал на дыбы, копыта молотят воздух.
– Тпру! – скомандовал воин, с трудом удерживая взбесившегося скакуна. – Ты чего?
Кто-то громко свистнул. Ему вторят с другой стороны, потом еще и еще… Слышится нарастающий конский топот. Через мгновение из чащи на поляну вылетел храпящий конь, из-под копыт испуганно взметнулись в небо несколько жирных куропаток, одна хромает на крыло – копыто достало зазевавшегося пернатого.
Всадник невелик, но лицом злобен, глаза люто сверлят, орлиный нос с шумом втягивает воздух, за плечами болтается круглый щит.
Из-за деревьев взвизгнуло. Стрела звонко рассекла воздух, с треском вонзилась в передний край одной из телег.
Испуганно замычали волы, встали как вкопанные, кони шарахнулись в стороны. От резкой остановки одна из повозок сильно накренилась, тюки с дорогой заморской тканью бухнулись в пыль. Посыпались бранные слова. Несколько воинов тут же подскочили, плечами уперлись в края повозки.
Следом, круша кусты, проломились еще несколько степняков, кони под ними шатаются, роняют пену. Всадники с гиканьем и свистом завертели перед караваном круг, пальцы привычно натянули тетиву.
Йошт испуганно смотрит поверх голов на беснующихся гуннов, у тех рожи желтые, злые, глаза раскосые, нагло смеются. Один, два, три, пять… десять! Йошт взмокшими ладонями сжимает потертую рукоять меча, затравленно оглядывается по сторонам, в глазах немой вопрос.
Рядом переговариваются:
– Опять они…
– Но они ли? Эти малой шайкой – их не больше десятка! – не нападают. Сотнями – да, а тут… Осмелели?
Из живого кольца выскочил всадник и понесся в противоположную сторону, навстречу замершим дружинникам. За ним спешат еще двое.
– Урус, ха-ха! Плати дань, урус! – заорал гортанным голосом кочевник в кольчужной рубашке. Явно трофейная. Голову накрывает кожаный колпак с металлическим ободом, к верхней губе сползает носовая стрелка. – С вами купец едет, знаем-знаем. А за купца дань берем. Урус, плати два коня золотом и езжай дальше. Мы никого не тронем, дун-ха.
В передних рядах русов покатился неодобрительный ропот. Йошт облизнул внезапно пересохшие губы, вдруг онемевшими пальцами сжимает древко копья. Кто-то поблизости хмыкнул, послышался скрежет металла о металл – широкий в плечах детина медленно тянет из ножен меч. Но рядом стоящий седобородый воин крепко сжал ему руку – наполовину обнаженный клинок замер на месте.
