Дарина
– Иди-иди, – подтолкнул в спину распорядитель торгов. – И руки опусти. Представь, что ты на пляже.
Он издевательски хохотнул.
«Ради Женьки. Я должна», – проговорила я про себя и вышла на сцену.
Темный зал, подсвеченный красным, три подиума с шестом. Мой – тот, что посередине. Я задрала голову, прошла к нему, стараясь не смотреть на собравшихся. Вслед за мной шел распорядитель. Он подал мне руку, помогая забраться, и оповестил в микрофон.
– Изюминка нашего вечера. Невинная, прекрасная, покорная Дарина. В вашей власти не день, не два, а целый год. Детка, покрутись.
Я неуклюже потопталась на месте, поворачиваясь спиной, снова лицом. Хотелось убежать, провалиться сквозь землю или хотя бы прикрыться, но я повторяла про себя снова и снова: «Ради Женьки. Женьке нельзя в тюрьму. Он должен учиться. Он гений. Он сможет вырваться».
Распорядитель продолжал говорить, но я его не слышала. Лишь когда он объявил начальную стоимость шикарного лота, я невольно стала фокусироваться на мужчинах в зале, которые поднимали руки.
Какая разница? Нужно смириться, что мой первый раз будет с жутким и, скорее всего, не самым приятным человеком. Кто из приличных мужчин станет покупать себе любовницу на год? Да еще девственницу. Он точно будет извращенцем или педофилом. Я в свои девятнадцать едва ли выгляжу совершеннолетней.
За меня предлагали цены действительно не самые приятные личности. Лиц я не видела, но хватало и смутных очертаний огромных животов. Они свои члены видят, наверно, только в зеркало.
Меня затошнило. Я постаралась абстрагироваться и не представлять свой первый раз.
Год, всего лишь год, Дарина. Это не так много. Я потерплю. В конце концов, озвучивают такие суммы, которые полностью покроют расходы на взятки и адвоката. Он говорил, нужно пять миллионов, а за меня уже давали десять. Десять процентов заведению. Хо-хо, да я отлично заработаю.
Отвлекая себя этими нелепостями, я продолжала следить глазам за мужчинами, которые делали ставки. Желающих становилось все меньше. Очень скоро в торгах остались двое. Сухой, как богомол, старик со скрипучим голосом и жирный боров. Эндокринолог и Депутат – обозвала я их. Сама не знаю, кто хуже. Слезы застилали глаза, я зажмурилась. Распорядитель подбадривал повысить еще, а подиум стал крутиться, показывая меня снова со всех сторон.
Я сжала кулаки, закусила губу, натянула нервы, окаменела, отстранилась. Так и буду жить следующий год. Всего лишь год. Не так и много.
Эндокринолог поднял руку, и Депутат саданул кулаком по столу, за которым сидел. Я выдохнула.
– Двадцать четыре миллиона – раз, – проговорил распорядитель.
– Двадцать восемь, – рявкнул Депутат, не заботясь правилами о поднятой руке.
– Тридцать, – тут же откликнулся Эндокринолог.
Даже в темноте я разглядела его усмешку на изрезанных морщинами губах. Стало жутковато. Если Депутат, похоже, хотел просто трахать меня, то в холодной улыбке старика было намного больше, чем банальный секс. Это же БДСМ-клуб. Даже думать не хочу…
– Тридцать – раз. Тридцать – два, – бодро затараторил распорядитель, видя, как Депутат уходит в сердцах. – Тридцать миллионов рублей…
– Пятьдесят, – услышала я спокойный голос откуда-то со стороны.
Повернув голову, увидела мужчину у двери. Он стоял, привалившись к косяку, скрестив руки на груди. Кажется, жевал зубочистку.
– Антон Михайлович, – обратился распорядитель к Эндокринологу, провоцируя того на ставку.
Но старик поднял руки, скрипуче проговорил:
– Пас.
– Пятьдесят миллионов – раз. Пятьдесят миллионов – два. Пятьдесят миллионов – три. Продана Кириллу Салманову.
Аплодисменты.
Я взглянула на Эндокринолога, который теперь прятал за улыбкой разочарование, а когда посмотрела на дверь снова – того, кто меня купил, уже не было.
