Дом не доверял Ки. Может, он уже и забыл ее, а может, не простил ей побега.
Дом смотрел на нее опасливо и настороженно. Когда Ки поднималась по ступенькам крыльца, они недовольно прокряхтели. В их старческом бормотании отчетливо слышалось «принесла нелегкая». Ки коснулась дверной ручки, и та вздохнула – почти обреченно. Дому нравилось быть пустым.
– Солнышко, заходи скорей и не держи дверь открытой, – раздался сзади нетерпеливый голос мамы.
Теперь уже вздохнула Ки. Толкнула дверь и вошла в дом.
После залитой солнцем улицы Реденвуда показалось, что она очутилась в каком-нибудь северном городке, на который опустился вечер. Сквозь плотно задернутые шторы внутрь почти не проникал солнечный свет, и спрятавшаяся под белыми чехлами мебель, похожая на фигурные сугробы, тонула в полумраке. Пока Ки осматривалась, водитель грузовика заносил коробки с вещами в дом. Ее мама, Дейдра – тоненькая, с длинной темно-русой косой, командовала, куда их поставить.
Последний раз Ки была здесь пять лет назад – они уехали из Реденвуда через несколько недель после ее семилетия. Теперь в доме царствовала пыль, лежащая на покрывалах. Ки стянула первое и оглушительно чихнула. «Будьте здоровы», – сказала стена. Вторая, с окном, неодобрительно промолчала. Ки едва не сказала вежливой стене «спасибо», но вовремя прикусила язык.
«Она пришла…» – изумленно выдохнул роскошный трельяж, когда она сдернула с него накидку, как с невесты – фату. «Вернулась!» – тихо пропело пианино.
Выгрузив коробки, водитель закрыл за собой дверь. Для Дейдры Грей воцарилась тишина, но в голове Ки голоса духов слились в непрерывный гомон, в котором трудно было что-то разобрать. Как же, такая весть! Младшая и старшая хозяйка вернулись! Перемены, перемены…
Живущие веками делятся на два вида: тех, кто обожает перемены, считая их шансом растормошить однообразные будни, и тех, кто сторонится их. И вот теперь две стороны отчаянно спорили друг с другом, к добру эти перемены или к худу. А дом по-прежнему молчал. Теперь очевидно: он все еще обижен на Ки из-за того, что она однажды его оставила. Не зная, что делать это ей очень не хотелось.
Дейдра растерянным взглядом окинула десятки подписанных коробок, в которые они упаковали свою прежнюю жизнь и для надежности скрепили скотчем. Неуверенно улыбнулась дочери:
– Может, сначала чаю?
– Чаю, – с готовностью откликнулась Ки.
Дом понемногу оживал, хоть и ворчал на незваных гостий. Вспыхнул газ на плите, зажурчала вода из крана, стол и стулья руками Ки сбросили с себя парадно-белые накидки, которые прятала под собой пыль. Закипевший чайник весело засвистел, словно радуясь, что годы безделья подошли к концу. Тарелки подставили фарфоровые животы под купленные по дороге пирожные – специально по случаю возвращения в Реденвуд.
– Ох, сколько работы, – вздохнула мама. – Распаковать коробки, прибраться и расставить наши вещи по местам… Возможно, придется сделать перестановку. Мебель в твоей старой детской, боюсь, тебе уже мала. – Она разулыбалась – наверное, от воспоминаний. – Надо убрать на чердак ненужную мебель. Поспишь пока в бабушкиной комнате, ладно? Пока я тебе новую не обустрою.
– Ладно. Я приберусь тогда? Пока ты будешь вещи разбирать.
Дейдра подозрительно взглянула на Ки, которая с аппетитом поглощала пирожное и, жмурясь от удовольствия, запивала горячим чаем.
– Что-то я никогда не замечала за тобой любви к уборке.
Ки неопределенно пожала плечами. Маме не объяснишь, что сейчас она слишком устала, чтобы слушать, как новые обитатели дома будут ссориться со старыми, отвоевывая себе пространство. Лучше она побудет со старыми знакомыми, которые действительно рады ее видеть, и наведет среди них порядок. Подумает о том, как изменилась ее жизнь. И… о школе.
