После шести утра время будто останавливается, и остро это чувствуется во время ночного дежурства на улице. Становится глубоко плевать на спокойный сон сослуживцев. Я жду команду «Подъём!» так, будто уже не один час просидел в очереди к терапевту в поликлинике, стоя почти у самой двери казармы в ожидании крика дневального. Окоченевшие руки спрятаны под худым бронежилетом, на запястье болтается резиновая дубинка. Холодно и очень хочется спать. И дёрнул меня леший когда-то вызваться в наряд по охране военно-хозяйственных объектов?
Собственно, наряд по охране ВХО мне даже нравился, разве что бесили последние полчаса дежурства, когда уже ничего не хочется, кроме еды и сна. Сегодня меня распределили на плац, откуда открывался вид почти на всю часть. Вдоль него располагалось основное здание, где на первом этаже были штаб и лазарет, а на втором и третьем – спальные расположения. По левую сторону от штаба на небольшом возвышении находился клуб части, за зданием клуба были спортзал, стадион и помещение отдельного комендантского взвода. Если заглянуть за спортзал, можно было попасть в подсобное хозяйство. Напротив штаба, через плац, находились солдатская и офицерская столовые, за которыми были гаражи и овощехранилище. Справа плац сужался и выходил на дорожку, ведущую к КПП.
Я посмотрел на часы. 6:31. Дневальный, ты там уснул, что ли? Давай, ори во всю глотку, отпускай меня отсюда. Проходит ещё целая вечность до того, как я слышу мальчишеский крик «Рота, подъём! До построения на зарядку осталось пятнадцать минут! Форма одежды номер пять!». 6:32. На две минуты позже, чем надо. Осматриваю напоследок вверенную мне территорию, сдаю в кладовую спецсредства – «броню» и дубинку – и направляюсь в столовую.
Знаете, какие три роскоши есть у солдата, вроде меня? Сон и еда. А третья – баня. Правда, банный день бывает только раз в неделю. А вот спать и есть хочется постоянно. А поесть перед сном – это вообще что-то за гранью реального. После такого оставалось только мечтать о горячей ванне. Это было бы верхом солдатской роскоши.
На завтрак сегодня перловка с кусочком поджарено-подсушенного минтая. Рыба резиновая, хорошо, что хоть крупа доварена, а то пришлось бы давиться. Но спать на голодный желудок совсем не дело. А вот по части горячих напитков повар превзошёл самого себя – чай получился крепким и очень сладким.
В столовой я дожидаюсь старшего наряда из сержантов и ещё троих своих сослуживцев, стоявших ночью у других объектов части. Вчетвером, в сопровождении старшего по званию, мы строем идём в казарму, где он докладывает старшине роты о прибытии с ночного дежурства, о происшествиях, если таковые были. Мы стоим по стойке «смирно», выслушивая замечания, кое-где перемежающиеся с матерком, а потом звучит долгожданная фраза: «Ладно, сержант, командуй отбой». Старший наряда отдаёт воинское приветствие, отвечая «Есть!», поворачивается к нам и командует: «Наряд, разойдись. Отбой!».
Я снимаю форму, укладываю её на табуретке и заскакиваю на свою койку на втором ярусе. Она неудобная и скрипит от каждого малейшего движения. Но сейчас я на это меньше всего обращаю внимание. Жутко хочется спать. Забываюсь практически моментально, попутно замечая, как после октябрьского холода горит лицо.
Для того, чтобы лечь спать как можно быстрее у меня есть ещё одна причина, помимо очевидного желания. Вот уже неделю подряд, во время утреннего сна, я встречаюсь сам с собой. Это как будто смотреться в зеркало, только в отличие от реальности, твоё отражение живёт само по себе. Даже представляется неким администратором. Вот и сейчас я постарался уснуть, чтобы встретиться с ним.
