Теперь Мюллер знал лабиринт совсем хорошо. Он разбирался, где и какие могут быть силки и обманки, предательские западни, страшные ловушки. Он жил здесь вот уже девять лет. Времени хватило, чтобы смириться с лабиринтом, если не с ситуацией, которая заставила его искать здесь убежище.
Но он продолжал ходить с осторожностью. Ему пришлось несколько раз убедится, что знание лабиринта, которым он обладал, хотя полезно и достаточно, но не абсолютно. По крайней мере однажды он был на грани гибели и только благодаря невероятному везению вовремя успел отскочить от неожиданного источника электроэнергии, испускающего лучи. Этот, как и другие пятьдесят, он обозначил на своей карте, но когда шел по лабиринту, занимающего площадь крупного города, он не мог быть уверенным, что не наткнется еще на что-нибудь, до сих пор ему неизвестное.
Небо темнело: великолепная сочная зелень полудня сменялась черным мраком ночи. Идя на охоту, Мюллер задержался, чтобы взглянуть на созвездия. Даже их он теперь знал превосходно. В этом вымершем мире он выискивал в небе крупицы света и объединял их в созвездия, которые называл в соответствии со своими отвратительными, горькими мыслями. Так появились Нож, Позвоночник, Череп, Стрела, Жаба. В глазнице Черепа мерцала крохотная, слабенькая звездочка, которую он считал солнцем Земли. Он не был в этом уверен, потому что блоки с картами он уничтожил сразу же после посадки здесь, на планете Лемнос, и однако чувствовал, что эта маленькая огненая пылинка – Солнце. Та же слабая звездочка изображала левый глаз Жабы. Порой Мюллер говорил себе, что Солнце нельзя увидеть на небосклоне неба, отдаленного от Земли на девяносто световых лет, но бывали минуты, когда он нисколько не сомневался, что видит именно его. Созвездия чуть дальше, сразу за Жабой, он назвал Весами и Чашами весов. Чаши разумеется висели неровно.
Над планетой Лемнос светило три небольших спутника. Воздух здесь, хотя и разряженный, годился для дыхания, Мюллер уже давно перестал замечать, что вдыхает слишком много азота и слишком мало кислорода. Немного не хватало двуокоси углерода, но от этого он почти не зевал. Из-за этого, однако, он не печалился, крепко сжав в руках ствол штуцера, он неторопливо шел по чужому городу в поисках ужина. Это тоже относилось к выработавшемуся образу жизни. У него были запасы пищи на шесть месяцев, помещенные в радиационный холодильник, установленный в убежище, которое находилось в полукилометре от его теперешнего местопребывания, но чтобы сохранить их он каждый вечер отправлялся за добычей. Таким образом он убивал время, запасы он хотел сохранить в предвидении того дня, когда лабиринт может быть покалечит или порализует его. Он быстро водил глазами по резко изгибающимся улицам. Вокруг поднимались стены, темнели укрытия, ждали ловушки и каверзу лабиринта. Он глубоко дышал. Осторожно поднимал одну ногу, потом ставил ее очень крепко и лишь тогда поднимал другую, оглядываясь вокруг. Свет трех спутников смещался и изменял его тень, раскраивая ее на более мелкие двойные тени, пляшущие и извивающиеся перед ним.
О услышал писклявый синал детектора массы, прикрепленного к левому уху. Это означало, что где-то неподалеку находится зверь с весом от пятидесяти до ста килограммов. Он настроил детектор на три уровня, причем средний соответствовавал животным средней величины – сьедобным. Кроме того, датчик сигнализировал о приближении твари от десяти до двадцати килограммов весом и улавливал эмонацию созданий весом более пятисот килограммов. Маленькие бестии умели мгновенно бросаться на голову, гиганты же могли раздавить его, попросту не заметив. Избегая тех и других, Мюллер охотился на зверей средней величины.
