Глава 1.
1890 год. Пригород Чикаго. Иллинойс.
-Если я хотя бы ещё раз услышу этого ублюдка, то слушать твои мольбы не стану, ты меня поняла?
Ветер задувал из полуоткрытого окна. Он вжался промежуток между спинкой кровати и стеной, прижимая колени к своей груди. Его глаза, неотрывно, смотрели в одну точку. Две капли слез, незаметно для него, катились по впалым щекам.
–Закрой свою пасть!
Он услышал приглушенный хлопок, после которого раздался уже удар. Такой звук, будто что-то тяжелое упало на пол. А потом ещё один громкий хлопок.
–В следующий раз я изобью его, тебе всё ясно? Ещё раз…ещё хотя бы раз я услышу крик, его нытьё или жалобы. Тебе всё ясно? – голос стал звучать тише, одышка всё сильнее проявлялась между словами.
Он не мог сдвинуться с места. Сырость старого пола стала ощущаться намного сильнее, когда голос внизу затих. Весенний ветер продолжал попадать в комнату через окно, медленно расстилаясь, своим холодом, по полу. Мальчик начал дрожать, слёзы, не прекращающие литься из глаз, становились всё холоднее.
Но он молчал. Стиснув зубы вместе, с такой силой, что скулы начинали ныть от сводящей боли. Только не звука. Только бы он не услышал – только эти мысли сохранялись в голове, помимо поглощающего страха, который и загнал его в этот маленький закуток между кроватью и стеной. Он был достаточно взрослый, чтобы понимать, что его тут найдут. Тем более, что находили уже не раз. Но он продолжал, словно маленький щенок, прятаться у кровати, прижимаясь спиной к холодной стене. Может когда-то повезет. Может однажды он зайдет и не увидит его тут. И не станет никого бить. Не станет кричать.
Слезы, наполненные болью воспоминаний, хлынули с новой силой. Мальчик совсем тихну всхлипнул, но тут же зажал свой рот маленькой ручкой. Тело пробила дрожь.
Он сидел, таращась дрожащими зрачками на дверь. Вот-вот он зайдет – он был уверен. Он знал, что он придёт. Его точно было слышно, он снова увидит его слезы. Сильная волна дрожи пробила его тело, он ударился затылком о стену позади себя. Но не издал и звука, продолжая зажимать рот рукой, пока его ладонь не покрылась солеными слезами и слюной. Только тогда, подождав ещё немного, он нашёл в себе силы убрать руку.
Холодный воздух обжёг мокрые губы. Он вдохнул полной грудью, но собственный организм его не слушался и воздух будто застревал в горле, с трудом проходя дальше. Пришлось сдержаться, чтобы не закашлять. Он совсем тихонько шмыгнул носом и всё ещё смотря на дверь, поднялся на ноги.
Половицы тихонько скрипнули. Внизу звуков не было. Он представлял кухню, которая находилась прямо под ним. Интересно ушёл ли он? Почему он не услышал шагов?
Мальчишка сделал два шага, выйдя из своего закутка, но сразу же, прыжком, скользнул обратно, больно ударившись об стену спиной.
На лестнице раздались шаги.
Всё ближе и ближе. Теперь у самой двери. Скрип проржавевшей ручки и старых дверных петель.
–Генри?
Бледное лицо матери показалось в двери. Измученные, красные глаза, загорелись жалостью и любовью, когда она увидела сидящего в уголку сына. Генри подскочил и молча, по пути смахнув слезы и опустив лицо вниз, чтобы мама не увидела, что он плакал, подбежал к ней и уткнулся лицом в её фартук. В носу заиграла смесь приятных запахов жаренной еды.
-Извини, мама. Извини, пожалуйста, прости – он говорил очень-очень тихо, продолжая прятать лицо, прижав его к матери.
–Тихо, милый. Тихо. Всё хорошо. Он…он просто очень устал, ты же понимаешь? Он постоянно работает.
–Мама, я больше не буду плакать. Никогда. Я…я… – он забыл слово, но в итоге просто постарался как можно крепче прижаться к матери, стараясь не плакать, хоть он и чувствовал, как слезы продолжают выступать у него из глаз.
