Антошка возвращался с прогулки довольный. Как не радоваться: солнце яркое, небо чистое, синее-синее, в лужах отражается всё лучше, чем в зеркале! И тепло. «Наверное, – думал он, – пойдём запускать с Шуркой новую модель аэроплана. Ветер юго-западный, ровный, может, он и полетит. Тогда это будет открытие…» С такими мыслями Антон вошел в тёмное здание интерната.
* * *
– Тошка! К директору на собеседование!
Тошка молча лежал на кровати лицом вниз и не откликался.
– Тошка! Ну, ты чего? Тошка!
Шурка подошёл к нему, положил руку на плечо. Тошка всхлипнул.
– Тошка, не вздумай!
Тошка поднялся, отряхнулся, будто постель была пыльной, и сказал:
– Пойдём.
Они прошли по длинному коридору, не обращая внимания на любопытные взгляды, и вошли в директорскую.
Тошка почувствовал себя безоружным перед противником. Здесь, оказывается, собралась куча народу. Кроме воспитателей и директора были и ребята, и среди них – Язик Кривецкий. Он, прищурившись, смотрел на Антона, не отводя взгляда прозрачно-зелёных насмешливых глаз. Так смотрит человек на жука или бабочку, попавшую в ловушку: раздавить или не стоит?
– Антон, ты явился?! Почему так долго? – это воспитатель средней группы.
– Он плакал! Ы-ы-ы!
– Что ты, он искал свои рублики!
– Да нет, ребята, он заряжал новый пистолет против директора.
Послышались смешки.
– Тихо! – это директор.
– Антон, объясни свое ужасное поведение, – это замдиректора.
Антон молчал.
– Антон, не заставляй нас ждать. Как ты посмел ударить товарища?! Это свинство с твоей стороны! И вообще…
– Кира Павловна! Что вы сразу на Антона?! Вы же ещё ничего не знаете! – попробовал вступиться Шурка. Он стоял рядом с Антоном.
– Александр! Как ты смеешь перебивать взрослых? Ветерков! Антон! Что ты молчишь?!
Антон наконец проговорил:
– А что говорить? Конечно, я кругом виноват! Знаете, так можно много чего найти, чтобы придраться! Пусть лучше он говорит! – Антон указал на Кривецкого.
– А я ничего! Я только посмотрел его фотки. Подумаешь, жалкие картинки! Жалко, да? Маменькин сынок!
– Жалкие?! Тебя просили? Лезть в мою жизнь, брать мои деньги! Рыться в моих вещах!..
– Тихо! Антон, расскажи по порядку!
– Антону жалко копеечный фотоаппарат. Конечно, с порванными денежками и не то жалко будет. Он боялся, что я увижу его секреты. Да там только носочки и платочки – мамочка прислала!
Кто-то засмеялся. Антон в упор смотрел на Язика. Есть ли в нём капелька совести? Что-то человеческое?! В глазах его играла какая-то злобная насмешка. Как и всегда, впрочем… Да что же это такое?!
Неужели всё то, что происходит – правда?! Антон поморгал. Да нет, правда: вот стол, за которым сидит, подперев лоб, директор и уныло смотрит по очереди то на него, то на Язика; вот на столе его, Антошкины, деньги. А за окном – прозрачное голубое небо, ветки берёзы с маленькими зелёными каплями чуть покачиваются от тёплого ветра…
Зачем?! Зачем это ненужное, долгое, обидное разбирательство, из которого он, скорее всего, снова выйдет неправым?! Зачем этот душный кабинет, эти взгляды – осуждающие, усталые, раздосадованные, когда там за окном его настоящая жизнь, и ветер для нового самолёта, который они так долго строили с Шуркой! Шурка, опустив голову, смотрел в пол. А Тошка вздохнул и вдруг понял, что нет – не будет этой солнечной жизни, пока он её не защитит. Ветер – не его. Солнце – не его. Даже небо сейчас было чужим и далёким… Антон вскинул ресницы – брызги посыпались.
– А тебе, подлец, понравится, если я с тобой так?!
– Антон! Да как ты смеешь?! Это наглость с твоей стороны так выражаться при взрослых! Ты ничего нам не объяснил, выходит, сам виноват. Будешь соответствующе наказан! Или рассказывай, или проси прощения у Кривецкого!
