Если кто-нибудь из вас, дорогие читатели, обнаружит в книге персонажи, показавшиеся поразительно схожими с ныне здравствующими или уже ушедшими из жизни личностями, не удивляйтесь – эти персонажи, как жертвы, так и преступники, списаны с конкретных людей, имена которых, а также отдельные эпизоды их жизни, изменены. Это сделано потому, что родным и близким первых было бы больно читать о зеркальном отображении событий и вновь переживать весь ужас минувших дней. Что касается вторых, то их чувства и переживания, даже если они по прошествии времени – с момента совершения преступления – и претерпели эволюцию, то есть появилось раскаяние и жалость к жертвам, меня особо не волнуют. Не потому, что во мне нет сострадания к их нынешнему положению (некоторые из преступников, ставших прототипами персонажей данной книги, осуждены на длительные сроки лишения свободы), просто я исхожу из предпосылки, что каждый сам выбирает свой жизненный путь. Один созидает, другой разрушает.
И если имена созидающих обычно достойны быть названными, то убийц и насильников – разве только в приговорах суда, чтобы у них потом не было основания сказать: «Я – герой книги». Ведь не секрет, что многие из осужденных, замешанные в особо кровавых деяниях, – серийные убийцы, лидеры преступных группировок, наемные киллеры – люди в высшей мере тщеславные, мечтающие о поклонении и известности, желающие внушать страх и воображающие себя кто крестными отцами мафии, кто властителями и вершителями судеб. Им, как правило, глубоко безразличен суд человеческий – не в юридическом, а в общепринятом понимании этого слова. Но зато не чужды самодовольство и гордость, если их страшные деяния удостоились пера журналиста или писателя.
Резкий звонок настольного телефона вырвал Эдварда из тягучего, беспокойного забытья, не давшего ни малейшего отдыха мозгу, уставшему от неприятных, навязчивых мыслей по поводу предстоящего дела. В башке звенело и трещало от выпитого накануне. Стоило резко оторваться от подушки, как накатывала волна легкой тошноты, вызванная резкой головной болью. Скорее механически, чем осознанно, он протянул руку к трубке.
– Да… слушаю…
Глубокий грудной голос спокойно произнес:
– Давай, просыпайся. Время не ждет. Он звонил, сказал, что будет в Лондоне завтра утром. Вылет из Таллина через Ригу на Хитроу. Действуй по плану. И не вздумай финтить! Да, и еще… не засветитесь. Это скорее в твоих, чем в моих, интересах… Кстати, вернешься, я тебе новости сообщу. Сногсшибательные…
Прежде чем Эдвард осознал услышанное, в трубке запикало, означая конец связи.
– Черт побери! Тварь! Чтоб тебя…
Он грязно выругался. Интересно, почему она не звонит на мобильный телефон? Откуда она взяла номер настольного телефона его тетки? Неужели Эдик сам дал? Думать дальше не хотелось. Он развернулся назад, открыл было рот, чтобы разбудить Ивику, спавшую рядом, и с удивлением обнаружил, что ее, любившую понежиться в постели до полудня, не оказалось на месте, хотя часы показывали лишь половину восьмого утра. С кухни послышался легкий шум льющейся воды и хлопок дверцы холодильника. Сунув ноги в шлепанцы, купленные накануне в находившемся поблизости супермаркете, он встал с постели и потянулся.
Ивика, слегка растрепанная после сна, в полупрозрачном, цвета старой розы пеньюаре, лишь слегка прикрывавшем ее длинные стройные ноги и округлые ягодицы, стояла спиной к нему, собираясь засыпать кофе в кофеварку. Механически скользнув взглядом по ее фигуре, Эдвард почувстовал непреодолимое желание заняться с ней сексом прямо здесь, на маленьком кухонном столе тесной теткиной кухоньки. В два шага он стремительно преодолел разделяющее их расстояние и обхватил девушку сзади за плечи. Она тихо ойкнула и попыталась повернуться к нему лицом. Эдвард одной рукой прижал ее к себе чуть сильнее, а второй, резко откинув руками ее роскошные длинные волосы, пригнул лицом к столу и поцеловал в нежный изгиб шеи. Его пальцы скользнули в глубокий вырез пеньюара и обхватили упругую грудь. Ивика не противилась и, уступая его желанию, изящно изогнулась над столом.
