Иллюстратор В. Г. Конопкин
© Ол Томский, 2019
© В. Г. Конопкин, иллюстрации, 2019
ISBN 978-5-0050-1890-8
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Ол Томский – литературное имя. Производное имени собственного. По воле случая, оно имеет «мистический» и литературный подтекст.
Мне приходилось достаточно часто бывать в доме прототипа «Пиковой дамы» А. С. Пушкина, на Малой Морской – княгини Н. П. Голицыной.
Пространство дома княгини, где разворачиваются события повести, знакомо мне не «мистическим», а самым что ни на есть прозаическим, реальным образом.
Просторный вестибюль, парадная мраморная лестница с отшлифованными ступенями ведет к камину. Над камином высокое полуциркульное зеркало, а в нем небольшие круглые часы Leroy Paris с истертыми временем цифрами на циферблате.
Это то, что еще осталось от исторического интерьера дома, где обитали персонажи Пушкина. Здесь впервые «появляется» Томский.
Проскользнув незаметной тенью в каминном зеркале, он устремляется вверх по лестнице, по которой может быть в повести выходил из дома старой Графини Герман, и поднимался Поль Томский к своей grand’maman – Анне Федотовне.
Объясняется все достаточно прозаично. В этом здании в наше время находится ведомственная поликлиника. Я часто посещал её на протяжении длительного времени. Изредка бываю и сейчас.
Томский, как литературный персонаж, появляется в мистической новелле Пушкина, где, как известно, выступает в качестве необычного рассказчика. Необычность его в том, что, взяв за основу обыденное – анекдот, он порождает необычное, и даже чудесное.
Не в этом ли заключается сакральный смысл метатекстуальной новеллы гения, содержащей в своем повествовании то, что отличается от обыденных вещей и понятий, и имеет непосредственное отношение к иррациональному и мистическому.
Так «мистическим» образом пересеклись пути литературного персонажа и литературного имени реального человека, ведущего свой рассказ.
Способ написание его первых стихотворений схож с обработкой горячего стекла. Небольшая заминка в обработке детали уже непоправима. С замиранием дыхания, «глаза боятся, а руки делают», из быстрых движений ломкого почерка возникали прозрачные и хрупкие строчки. Горячие, они застывали в жарком колебании воздуха вокруг них… Короткое дыхание слов и возникающих образов, прозрачных и легких, замирает подобно горячему стеклу, то слегка затуманенному, то невыразимо прозрачному, облекая окружающий мир и отражаясь в его каждой капле («Стекла», «Летние сны»).
Окружающий мир в стихотворениях Ола Томского предстаёт не «плоским» трехмерным пространством – предсказуемым и однообразным, но обретает другое измерение, измерение творческого видения. За гранью его открывается другая невидимая обычному глазу жизнь. Всё вроде бы просто, но вместе с тем – неоднозначно и неожиданно. Прозрачно, но за этим существует глубина, в которой нет дна.
Это легко заметить в стихотворении «Двухголосие». Оно существует само по себе, и в непринуждённой разговорной форме нам иронично заявляет, что «мы, конечно, можем видеть единство, признавая истинность разнообразных точек зрения и пытаясь создать некий синтез, но ни одному подобному синтезу не суждено восстановить Единство. По сути, это всегда будет призма, забавляющаяся тем, что она говорит о себе, что все цвета исходят из единого Света, тогда как на самом деле все цвета в мире разделены1.
В пейзажной лирике О. Томского интуитивно реализуются идеи пантеизма, но не в определении верховного божества, а, как ответ безальтернативному атеизму. Созерцание Природы в них перерастает в чувственные ощущения тела, в потребность физиологического растворения в солнечном свете и теплой воде – «инстинкт безупречно спокоен, под солнцем солёным с утра». Идеи пантеизма в них гармонично уживаются с антропоморфизмом явлений и сил Природы («Летние сны», «Мечта», «Река Ола», «На Ивана Купалу», «Летняя ветреность», «Отпускник»).
