Способность к упорнейшему умственному труду, к долгому размышлению сказалась в нем уже в этот ранний период.
Е. Тарле
– Сколько раз я говорил тебе: не покупай хлеб у Мюллера. Он же рыхлый, видишь? Ну посмотри, посмотри, крошится. И вдобавок не прожаривается. И крошки эти... Загубим тостер. У Самарина надо брать, вот где настоящий хлеб. Сегодня же сам Федору скажу, пусть у Самариных берет. И дешевле, кстати.
– А в передаче «Впрок» говорили давеча, что экологически чистый хлеб только...
– Перестань. Ты веришь этим передачам? – Илья Александрович легонько стукнул вилкой по тарелке с овсянкой. – Там же все за деньги. Там же искренности, честности – ни на грош...
Лицо Ильи Александровича покраснело.
Володя сморгнул. И тут же внутренне пожурил себя. Нельзя смаргивать. Это признак слабости. Так Саша говорит. Саша никогда не смаргивает. На Пасху, когда они на пристань пошли и к ним заречные привязались, так вот – в тот день Саша не сморгнул.
А кастет у него что надо. Он только потом рассказал, что едва роман тот французский прочел, ну про сыщика этого, как его там, так сразу к Пантелеймону, на улицу Энтузиастов пошел и попросил сделать.
– Володя, ты в гимназию не опаздываешь?
– Так ведь...
– Ты помнишь, что ты сегодня пешком пойдешь? – сказал Илья Александрович. – Мне сейчас на техосмотр.
По грязи в новых ботинках. А ботинки-то какие – «Ду-берс». На платформе, шитые, желтая кожа, шнурки толстые – просто загляденье. Митя Дворкин в таких ботинках уже год как ходит. Лешка Гордин – полгода. И Бабенко – Бабенко-то, тоже в «Дуберсах» рассекать начал. Этот-то уж мог бы и не высовываться. Понятно – Леша Гордин – у него в семье все в порядке. Да и у Дворкина нет проблем. А Бабенко-то, Бабенко – последние, видно, деньги выложили родители на ботиночки, только чтобы сынок их тоже аристократом выглядел, чтобы на одной ноге стоял с племянником генерал-губернатора, с Лешей Гординым...
По грязи в новых ботинках.
Володя шел по родному Симбирску.
Улица Ленина. По улице Ленина можно идти спокойно. Особенно Володе. Его здесь все знают. Папа к Григорьеву ездит обедать – раз в неделю уж точно. А дом Григорьева – нумер двадцать три по Ленина – дом знатный. О трех этажах, сад первейший в Симбирске, да, может быть, и во всей губернии. Охрана – за три квартала начинают машины отслеживать – куда, мол, прешь, водитель. Хорош ли ты, водитель, или ты, водитель, чего-то злое удумал? И ведь чуют нутром – злое удумал водитель или просто в гости хозяина своего везет. И отсекают нежелательных, тех, кто злое замыслил.
Володя видел, как они отсекают. Им палец в рот не клади. Бывает, что и вертолеты задействуют.
Володю здесь знают. Здесь его никто не обидит. По улице Ленина он может ходить в любое время суток беспрепятственно.
Вот, хоть бы все время ходить мимо дома Григорьева. Так нет же! Чтобы до гимназии добраться, нужно с Ленина на улицу Красных Комиссаров свернуть. Черт бы их взял, этих красных комиссаров.
Володя прикрыл рот ладошкой. Папа дома всегда начинал матом ругаться, если кто-то в семье поминал черта.
Когда-то на улице Красных Комиссаров жил купец. Венедикт Ерофеев. Первой гильдии купец. По Волге не проплыть было: по стрежени «Метеоры» идут на подводных крыльях, экскурсии тащат – туристический бизнес Ерофеев тоже под себя потихоньку сгреб. А вдоль берега бурлаки баржи тянут – все Венечкины, Ерофеичи, как называли их тогда. А если чужой кто баржу свою захочет протянуть – тут уж к Ерофееву на поклон. А Ерофеев просителя сразу к бурлакам отправляет – «иди, мол, договаривайся, если срастется тема, тебе и карты в руки».
А с бурлаками ерофеевскими договариваться, все одно что с художниками гжелевскими. «Hand-maid, my friend, this work is very difficult, we’ll think about this. See you later»
