Лиза с Сашей проснулись рано – то ли от голода, то ли от солнечных лучей, которые бессовестно ворвались в комнату через старый узорчатый тюль. Тюль когда-то был белый, но сейчас цвет его изменился, застирался, посерел. Местами виднелись дырочки, но другой занавески просто не было. В животе у Лизы урчало, есть хотелось точно, потому она растолкала долговязого подростка, который спал наверху двухъярусной кровати. Для этого девочке потребовалось забраться наверх, несколько ловких движений, и она уже сидела на коленях, поджав ноги под себя, и глядела на худого парнишку. Лизе не хотелось будить брата, она бережно провела исхудавшей рукой по черным локонам.
Есть все-таки хотелось.
– Сашка, вставай, – голос у девочки был тонкий, еще детский. – Саш, я есть хочу, – тягуче произнесла она.
– Дай поспать еще, – не открывая глаз, протянул мальчишка.
– Пойдем, надо чайник согреть.
– Ладно, ставь, – нехотя отвечал Саша.
В соседней комнате стоял затхлый запах, несвежим выглядело и белье, оставленное с ночи на раскрытом диване. Девочка заткнула нос ладошкой и постаралась миновать комнату как можно быстрее. Интересно, дома ли мама? Лиза окинула взглядом маленькую кухоньку, обставленную старой мебелью, прошла по скрипучему полу, приоткрыла дверь на веранду. Небольшую захламленную веранду солнечные лучи пронизывали насквозь, пробегали по грязному полу, освещали обшарпанные стены. Здесь пол тоже скрипел, пусть Лиза и казалась очень легкой и невесомой. Она перепорхнула через веранду, толкнула тяжелую дверь, ведущую на улицу. Дверь поддалась не сразу – разбухала от дождя, сырости, поэтому с утра поддавалась плохо. Девочка высунула голову на улицу, вытянув длинную шею, но мамы не было и во дворе, тогда она вернулась в дом.
На кухне, умело чиркнув спичкой, Лиза зажгла газ и взгромоздила на горелку тяжелый металлический чайник. Больше готовить завтрак было некому. Когда чайник принялся попыхивать, в дверях наконец появился Саша – высокий, худой, он немного сутулился, будто стесняясь своей нескладной фигуры. Он был старше Лизы на два года, но они выглядели ровесниками. Лицо острое, волосы взъерошены со сна. Лиза бросилась к брату, чтобы пригладить непослушные черные пряди:
– Ой, да отстань! – небрежно, но беззлобно отмахнулся Саша.
– Не отстану, вот еще, будешь непричесанный ходить.
Саша с надеждой заглянул в маленький холодильник, но там было пусто, в шкафчике тоже, только черствый кусок булки. Саша положил его на стол. Лиза плюхнулась на стул несколько неуклюже, подобрала под себя ноги. Вдохнула жаркий дух крепкого чая, который она уже успела заварить. Чашка в форме цветочного бутона, напротив ручки – трещина, но пока чашкой еще можно пользоваться. Для Лизы чашка была особенно дорога, ведь ее подарила бабушка. Это был единственный подарок от нее за последние несколько лет.
Брат постарался как можно аккуратнее разломать засохшую булку, а она не слушалась и крошилась. Кое-как это наконец получилось. Лиза взяла свой кусок и обмакнула в несладкий чай. Ела с удовольствием, будто это была не булка, а настоящий деликатес.
– Мамка с утра пошла в деревню? – осторожно спросил Саша.
– Угу.
– А чем обедать будем?
– Как-нибудь не помрем, – отмахнулась Лиза.
– Давай на рыбалку, что ли? – предложил Саша. – Хотя бы ухи сварим.
Девочка кивнула. Предложение пришлось ей по душе.
– Тогда одевайся, бери удочки, а я червей накопаю, хорошо? – Саша вопросительно посмотрел на сестру.
Ребята выскочили на улицу, солнце уже припекало. На грядках, разбитых под самыми окнами, росли морковь, свекла и лук, а чуть подальше – укроп. Влажные с ночи удочки стояли за белым шкафом. Сашина удочка немного длиннее Лизиной. Вдобавок на леске у Лизы завязалось два узелка. Однажды на рыбалке Лиза ее порвала, из-за этого Саше пришлось привязывать другую леску. Девочка проверила крючки, поплавки, грузила. Всё было на месте, и она отнесла удочки к невысокому деревянному крыльцу.
