1992 год
Зал суда был полон – яблоку негде упасть. Люди сидели, стояли в проходах и возле стен, толпились в коридоре. Судья, немолодой уже мужчина в строгом костюме, сидел на возвышении в кресле с высокой спинкой, листал папку с материалами дела.
Напротив, там, где обычно находилась скамья подсудимых, стояла металлическая клетка, а внутри нее, возле микрофона, сидел осунувшийся бритый наголо мужчина в очках в роговой оправе.
Мужчина не выглядел угрожающе, от такого не ждешь чего-то опасного. Но не было ни в этом зале, ни в этом городе человека страшнее его.
– Подсудимый, среди ваших жертв двадцать один мальчик. – Голос судьи звучал глухо и неприязненно, несмотря на то, что суду полагается быть беспристрастным. – Почему вы так часто выбирали мальчиков?
– Все равно, – лениво отозвался подсудимый. – Я и женщинам предложения делал.
– В материалах дела сказано, что вы вырезали у своих жертв органы. Как поступали с вырезанными органами после?
– Разбрасывал по дороге, затаптывал, смешивал с грязью – ничего не соображал, – человек в клетке сказал это обыденным тоном.
В зале стояла гнетущая атмосфера. Люди – в большинстве своем родственники жертв – были подавлены и обозлены, и ответы подсудимого еще сильнее будоражили их.
– А вещи жертв? Деньги, часы, украшения?
Человек в клетке в одно мгновение оживился и вскочил в праведном гневе.
– Конечно, выбрасывал, втаптывал в землю! – затараторил он возмущенно. – Я вам не жулик какой.
– Вы никогда не задумывались, что жертвам больно? Неужели, убивая мальчиков, ни разу не подумали о своем сыне?
Но подсудимый уже не слушал, его оскорбило предположение, что он мог позариться на чужие вещи.
– Я не вор какой-нибудь! – негодовал он, игнорируя новые вопросы судьи. – Я честный человек!
– Повторяю вопрос…
– Я пришел сюда на свои похороны! – не унимался человек в клетке, перебив судью. – Все меня ненавидят! А вы успешно сами себе вопросы задаете и сами на них отвечаете. Оставьте меня в покое…
По залу прошел ропот, но подсудимого это, кажется, нисколько не взволновало. Он бормотал теперь что-то малоразборчивое под нос и суетливыми движениями расстегивал рубаху на груди.
Ропот усилился. Судья похлопал ладонью по столу, призывая всех к порядку. Но остановить недовольство в зале было уже не так просто. Да и человек в клетке повысил голос настолько, что теперь значение его невнятного бормотания прояснилось – это были слова «Интернационала»:
Вставай, проклятьем заклейменный,
Весь мир голодных и рабов!
Кипит наш разум возмущенный
И в смертный бой вести готов.
Подсудимый кричал уже в полный голос, распахивая рубаху на груди:
Весь мир насилья мы разрушим
До основанья, а затем
Мы наш, мы новый мир построим,
Кто был никем – тот станет всем!
– Закройте рот, подсудимый! – повысил голос судья. – В газетах пишут, что вы ненормальный! А вы – нормальный!
Словно пытаясь оспорить это утверждение, подсудимый спустил штаны, раскинул в стороны руки и застыл перед судом со спущенными штанами и обнаженным членом.
Напрасно судья стучал по столу, призывая к порядку. Люди в зале возмущались, а тот, кто вызвал это возмущение, продолжал кричать:
Это есть наш последний
И решительный бой;
С Интернационалом
Воспрянет род людской!
– Выведите подсудимого из зала суда, – рявкнул судья, отчаявшись добиться порядка.
Конвоиры бросились открывать замок. Мешая друг другу, попытались одновременно натянуть на подсудимого штаны и вытащить его из клетки. Но тот лишь извивался, продолжая фальшиво выкрикивать слова «Интернационала»:
