Москва, июнь 1918 г.
– Товарищ Елагин?
– Да.
– Емельян Фёдорович?
– Да.
Секретарь отметил что-то в бумагах, оглядел стоявшего перед ним человека в выцветшей, с тенями бывших погон офицерской гимнастёрке, потом указал рукой на дверь кабинета.
– Проходите, пожалуйста, вас ждут.
В кабинете за широким столом сидел кудрявый черноволосый мужчина с маленькой клиновидной бородкой и стекляшках пенсне на носу. Появление посетителя он, казалось, благополучно проигнорировал, продолжая что-то быстро и агрессивно писать. Но через минуту, отложив в сторону стальное перо, он отвлёкся и впился колким, подозрительным взглядом в вошедшего.
– Вы Елагин?
– Да, товарищ народный комиссар.
Черноволосый мужчина поднялся из-за стола и быстро подошёл к посетителю.
– Не виделись раньше? – поинтересовался он, внимательно всматриваясь в лицо гостя, а затем коротко представился: – Троцкий, – и крепко пожал руку. – Будем знакомы.
Троцкий снял пенсне, обнажив свои близорукие и красные от хронического недосыпа глаза, потёр пальцами переносицу.
– Вы, товарищ Елагин, очень хорошо показали себя на ответственной должности в штабе военного руководителя Московского района. Мне рекомендовали вас как прекрасного специалиста и преданного делу революции командира, – сказал он. – И потому принято решение назначить вас командующим второй армией Восточного фронта.
– Командующим армией? – не сдержался и с нескрываемым удивлением переспросил Елагин.
– Да, товарищ Елагин, – подтвердил Троцкий. – В Поволжье сейчас очень тяжело. Чехословаки и белые наступают, они уже захватили Пензу, Курган, Сызрань и Самару. И хотя наших сил в регионе в несколько раз больше, чем у противника, на фронте царит откровенный бардак. Надо решительно кончать с митинговщиной и предательством. Первейшей вашей задачей будет наведение дисциплины в армии и организация обороны Уфы. Уфимское направление на фронте сейчас одно из самых приоритетных. Нельзя позволить, чтобы уральские и поволжские белогвардейцы объединили свои силы.
Троцкий вернулся к столу. Елагин ждал.
– Вы казак?
– Да, товарищ Троцкий, я оренбургский казак.
– Это хорошо, – кивнул наркомвоенмор. – Значит, места военных действий вам знакомы… Вы эсер?
– Да, я член партии левых эсеров, – подтвердил Елагин.
– Это хорошо, – повторил Троцкий, опять кивнув, и добавил с уверенностью: – Полагаю, вы найдёте общий язык с командующим Восточным фронтом Муравьёвым. Он тоже левый эсер.
Троцкий взял со стола бумагу, решительно расписался на ней и протянул Елагину.
– Вот приказ о вашем назначении. Не медлите, сегодня же отправляйтесь на фронт. – На прощание наркомвоенмор крепко пожал руку новоиспеченному командующему армией. – Желаю вам успехов, товарищ Елагин. Мы ждём от вас решительных и действенных мер. И помните, – тон Троцкого изменился, став более жёстким и властным, – Советская власть не прощает ни ошибок, ни, тем более, предательства!
В Уфу в удобном штабном вагоне Елагина доставил бронепоезд. И не одного. Вместе с новым командующим приехали новый комиссар армии и новый начальник штаба. Обновление всего руководства армии было вынужденным. Несколько дней назад командующий второй армией перешёл на сторону белых, начальника штаба, который тоже пытался сбежать, расстреляли в ЧК, а комиссара убили на передовой – свои же красноармейцы подняли его на штыки. Вот и приходилось срочно латать вдруг образовавшиеся кадровые дыры.
Для нового комиссара Якова Фридовского очередное назначение стало неприятной неожиданностью. Он самоотверженно трудился в московской ЧК, усердно выметая всякую контрреволюционную нечисть, и никак не думал, что его могут взять, да и послать на фронт. Фридовский подозревал, что причиной тому могло стать излишнее чекистское рвение. Кто ж мог подумать, что тот контрреволюционер, активный кадетский агитатор, московский профессоришка, которого он недавно приказал расстрелять, – слишком поспешно, как оказалось, – был хорошим знакомым самого Бухарина! И вот результат…
