Волна холодного, сырого, промозглого воздуха, перемешанного с выхлопной копотью только что отъехавшей иномарки, обдала его с ног до головы и заставила очнуться. Он открыл глаза.
Серые, в мокрых разводах, деревянные постройки барачного типа тянулись вдоль узкой грязной улочки. Было почти безлюдно, лишь изредка из сырого полумрака осеннего дня выплывали немытые и небритые тела местных аборигенов; безразлично скользнув мутным похмельным взглядом по одиноко стоящей фигуре, они растворялись в близлежащей подворотне. Откуда-то доносилась пьяная брань и звон бьющейся посуды. Где-то вдалеке простучал колёсами товарняк.
Память туго возвращалась к нему. Он силился вспомнить, кто он, где он и как вообще оказался в этой захолустной провинциальной дыре, но какая-то невидимая пелена застилала его мозг, не давала просочиться воспоминаниям.
Голова гудела, тупо ныл затылок.
И вдруг – вспышка!.. Пелена треснула и разорвалась. В мозгу, подобно анкетным данным, стали отпечатываться чёткие скупые слова:
«Пётр Суханов. 1963 года рождения. Адрес: 1-й Заводской переулок, дом 14, квартира 38. Женат. Имя жены – Клавдия».
Пелена снова сомкнулась. Что-то там было ещё, он это чувствовал, ещё целый сонм каких-то воспоминаний, обрывочных сведений о его личности. Целое досье на него самого. Вот только доступа к этому досье у него почему-то не было.
Однако хоть что-то о себе он всё-таки знал. Имя, возраст, адрес… Не густо. Но самое страшное было в другом: он не имел ни малейшего представления, что с ним было пять минут назад. Десять минут назад, час, неделю… Откуда он, что он здесь делает – именно здесь, в эту самую минуту? Почему именно здесь, а не где-либо ещё? Кто он, чёрт побери?!
Он шагнул на мокрую грязную мостовую и наобум зашагал вдоль узкой улочки. Правое подреберье пронзила острая боль, отозвавшаяся пульсирующей болью в затылке. Он провёл ладонью по мокрым волосам. Пальцы нащупали на затылке свежий, едва начавший заживать, рубец.
Ничего не помню… ни-че-го… Полная амнезия – так, кажется, это называется?..
Он чувствовал себя беспомощным и совершенно одиноким.
Метров через сто он наткнулся на какую-то забегаловку. Спустился по стёршимся ступенькам вниз и очутился в едва освещённом полуподвальном помещении, где несколько смурных типов безразлично тянули мутное прокисшее пиво.
Отыскал туалет. Там, среди вони и грязи, в полном одиночестве, он ощупал свои карманы. Паспорт на имя Суханова Петра Андреевича, несколько купюр по сто, пятьдесят и десять тысяч – и всё. Никаких свидетельств, могущих пролить свет на его прошлое, при нём не имелось.
В стене, над захарканным и заблёванным умывальником, он обнаружил бесформенный огрызок зеркала. То, что отразилось в его мутной поверхности, не вселило в него оптимизма.
Худое, измождённое лицо, покрытое недельной щетиной, ввалившиеся глаза, в глазах – отчаяние и немой вопрос… старая телогрейка с клоком ваты, торчащим из правой полы, ношенные солдатские брюки, заправленные в старенькие потрескавшиеся сапоги… часы «Полёт» с треснувшим стеклом на левом запястье… Видок ещё тот…
И это – я? Я!?
Он вернулся в зал, через силу влил в себя кружку мутного пива и вышел в сырую промозглость осеннего дня…
