Для большинства детей проблема
исключительно в том, чтобы быть любимым —
быть любимым за то, что они есть.
Эрих Фромм
Знаешь, отчего хороша пустыня?
Где-то в ней скрываются родники…
Антуан Экзюпери
Мария Ивановна, крепкая, дородная женщина ближе к пятидесяти, казалась нам небожительницей. Откуда она приходила в школу по утрам и куда уходила, какой была в повседневной жизни – такие вопросы в начальной школе даже не возникали. Дети, всегда такие внимательные к деталям внешнего вида, не помнили ничего из ее гардероба. Наверное, потому, что он отражал ее характер. Строгий, невзрачный, без излишеств, как униформа. И непроницаемое лицо партийного работника. Это была не женщина, а монумент, который еще и обладал способностью учить, порицать и изредка хвалить. Кабинет (под стать хозяйке) был образцом высокой морали и нравственности: строгий, аскетичный, с портретами пионеров-героев на стене, перед которыми было стыдно за все… Все, что говорилось Марией Ивановной – воспринималось как закон. По крайней мере для меня. Как-то я пропустила занятие, а мама не нашла времени написать записку с объяснениями – и я решила в школу просто не ходить. Мария Ивановна, предупреждала, что без справки к урокам не допустит – почему же мама мне не верит?!? Что может быть страшнее грозного лица учительницы? Разве что крики мамы, выталкивающей меня на улицу?
Наш класс в своем разнообразии был похож на весь многонациональный Город Детства. Грузинский мальчик Гиви дружил с азербайджанцем Азером, плохо говорящем на русском. Артур (сложной для меня национальности) ходил не разлей вода с Сашей и Сережей. Карина и Мила перешептывались с лучшей подругой Севой. Таира, родом из Дагестана, была всегда одна, потому что стеснялась или испытывала неловкость за многочисленную, но все еще растущую семью. Ее папа, наш сосед дядя Зияд, не терял надежду обрести сына, и мама ходила в ожидании в четвертый или в пятый раз. Еврейский мальчик Вадим уехал в Израиль в классе пятом, но пока тоже был с нами и жил активной школьной жизнью, не зная, что там замышляют его родители. Еще живы были ветераны, и мы их ждали на школьные праздники. Они, среди них и мой дедушка, крепкий и статный Иван Васильевич, приходили на праздник Победы, в форме, увешанные орденами, и рассказывали, как рука об руку, всей многонациональной страной, мы победили фашистов, справились со вселенским злом. Мы слушали, представляли кадры из военной хроники, восхищались и гордились. Глядя на Зою Космодемьянскую, Леню Голикова и Валю Котик, я всегда спрашивала себя: смогла бы? Выдержала бы пытки? Не смалодушничала?
Никто из нас не думал, что причина ссор или несогласий – национальный вопрос. Знать не знали, думать не думали – кто какой национальности. Жили весело и в согласии, уверенные, что страна наша – самая лучшая и передовая. Когда Вадим уехал в Израиль, мы вспоминали о нем с сочувствием и сожалением: всем было ясно, что нелегко им придется. Будто в космос проводили или на необитаемый остров.
Ах, каким многослойным был наш пирог! Каким разнообразным! Тридцать пар глаз смотрели на Марию Ивановну, и все были одинаковы во всем: в форме, портфелях и тетрадках, в мыслях и желаниях. Любили дедушку Ленина и верили в торжество коммунизма. Отличиться старались знаниями, игрой на музыкальных инструментах, прочитанными книгами или купленными по случаю пластинками. Девчонки гордились формой, приобретенной в Москве или Ленинграде – юбка скроена иначе, воротнички кружевные и фартучек более шелковистый, с богатыми оборками. Тетради, как правило серые или зеленые, без ярких обложек, могли отличаться лишь качеством бумаги и розовой промокашкой (попадалась не всем) – в остальном все строго – одинаково. Правда, Зоя Космодемьянская смотрела со стен неодобрительно, и было стыдно за такие глупости… Конечно, я бы смалодушничала, рассказала бы все секреты! Струсила бы, несмотря на то, что носила октябрятский значок и мечтала о приеме в пионеры. Первую партию принимали торжественно, в Музее им. Ленина, что в центре города, напротив бульвара. Хотя я была старостой и отличницей, иллюзий на свой счет не питала. Это, по словам Марии Ивановны, нужно было еще заслужить!
