Дарю тебе небо – Любовь Ласточки

– Ну, что смотришь, помогай давай! – бодро выкрикнул высокий, темноволосый молодой человек крепкого сложения в длинных шортах цвета хаки, тельняшке и пляжных босоножках.

– Как скажешь, братец, – в тон ему ответил другой молодой человек, с виду больше похожий на подростка, одетый на тот же манер. – А что делать-то надо?

– Ты чё, братан, совсем кувалдой пришибленный или только наполовину? – беспечно бросил первый. – Для начала выложи-ка рыбу на фольгу, а я пока получше раздую костёр.

Он подбросил в кострище небольшую связку заранее заготовленного хвороста, и резвые языки огня в считанные мгновения охватили тонкие прутики со всех сторон и заплясали ещё веселее.

Тот, что помладше, подошёл к разложенной неподалёку походной палатке из брезента, поднял с примятой высокой травы рулон фольги и оторвал солидный кусок. Затем вынул из небольшого контейнера посыпанные крупной солью и приправленные белым вином, лимоном и зеленью рыбные стейки и стал аккуратно раскладывать их на фольге.

– Что ты там возишься, живей давай! – окликнул его старший. – Вот пойдёшь в армию – перестанешь ворон считать. Скорёхонько приучишься к дисциплине.

– Ага. Нале-ево! Кру-угом марш! – съязвил младший. – Айда сортир драить!

– Не сметь пререкаться со старшим по званию! Вот я тебе перцу-то задам!

– Кстати, о перце. Как считаешь, его стоит нарезать или запечь целиком?

– Зависит от того, какой вкус ты хочешь получить. Если поострее да поядрёнее – то можно и целиком, а коли предпочитаешь понежнее и попикантнее – нарежь небольшими дольками и выкладывай на фольгу, чередуя с рыбными стейками, кружочками лука и помидорами черри.

– Ясно. Тогда лучше второй вариант.

– Ну ты и неженка, братец. Маменькин сынок. Так и будешь всегда за широкими шортами брата прятаться, а настоящей жизни не отведаешь.

– Да разве ж настоящая жизнь – это острый перец, папироска в зубы да пьянки-гулянки?

– Вот умник нашёлся тоже, – добродушно проворчал старший. – Ну и какова же, по-твоему, настоящая жизнь?

– Настоящая жизнь – это прежде всего свобода. И любовь.

– Тьфу ты, романтик хренов. Любовь ему подавай. Летай покуда вольной пташкой да радуйся. А любовь твоя эта – да пропади она пропадом! Окрутит тебя какая-нибудь оторва вроде той же Светки из соседнего подъезда – глазом моргнуть не успеешь! И пропадёшь тогда – как пить дать пропадёшь. Бабы, брат, они такие, только рот разинь – и будут тебе кандалы на веки вечные. Какая уж тут, к ядрёной матери, свобода? Рабом станешь при госпоже-стервочке. Рабом по жизни. Оно тебе надо?

– Кто бы говорил? Сам-то ты, что ли, не романтик? У кого свадьба с Лидой, считай, уже через две недели? У меня, скажешь?

Старший устремил долгий взгляд сквозь листву молодых берёз на подёрнутую мелкой рябью гладь живописного озера, оттенённого по левую сторону торчащими из воды стрелками камышей, и задумчиво произнёс:

– Лида. Лидочка. Лидуся. Она – одна на миллион. Таких больше не делают.

– И как назло, достаётся тебе, – в голос младшего прокрались нотки обиды.

– А ты как думал? – Старший вынул из кармана на шортах пачку сигарет, достал одну, неспешно повертел между пальцами и осторожно зажал губами. – Всё самое лучшее – мне. По праву старшинства. Смирись, братик. Ладно, давай тащи уже рыбу, пировать скоро будем.

Он чиркнул зажигалкой и с удовольствием затянулся, пуская тонкие кольца дыма.

Младший тем временем бережно завернул рыбные стейки с нарезанными овощами в фольгу и покорно передал аппетитно пахнущий пряными приправами свёрток старшему.

Тот спешно бросил на землю окурок, притоптал его для верности, пнул носком в костёр и принял протянутый свёрток с едой.

– Негоже такую красоту окурками засорять, – пробормотал он, отточенными движениями заправского повара-походника отправляя рыбу на решётку. – Да и, по чесноку говоря, не следовало разводить тут костёр. Портить такой чудесный лесной и озёрный воздух этой гадостью. Ладно, зальём всё водой, когда приготовим. Будем надеяться, что вонь выветрится достаточно быстро.