Опоздали на две недели. Ремонт закончился во вторник и до следующего вторника вонял густой масляной краской от стен, натянувших длинные, непрерывные юбки. Двери же были похожи на новобранцев, с замёрзшими сучками по филёнке. С остальным повезло…
Электрический свет был прост и доступен. Вода распределена по трубам и температуре. Особенно ничего не бросалось в глаза, и глаза вели себя уединённо и не развлекались поиском деталей. Всё как будто казалось на месте…
И место приказало себе не перевоплощаться, жить за счёт собственной определённости и никого не подводить на сей счёт. Несмотря на то что здание было одноэтажным, у него оказалась своеобразная биография и архитектурная история.
Абсолютно точно… и то, и другое уже мало кто знал, но что делать: оно уже третий век дежурило на этом свете и опять умудрилось пригодиться? Ему сделали «ботокс», «пилинг-шмилинг», убрали токсины, почистили кишечник и поставили новые сосуды, поменяли фамилию, имя и отчество. Это значит, что может скоро произойти запланированная встреча между незнакомым временем и его представителями.
Вокруг вернувшего свою красоту и полновесную молодость уважаемого сооружения стояло озеро зелени, растущей здесь в ширину и глубину местной, упрощённой ботаники.
Учреждение решили открывать без социального освещения. «Осветителям» пришлось работать в редакциях, совсем с другими словами – власть оказалась парализованной то ли своей решительностью, то ли скромностью.
Люди, существующие внутри власти, придумали то, что не проходило ни в какие ворота, более того, таких ворот не было нигде в обозрении.
Таким образом, пришлось внутри власти пошушукаться и прийти к мнению: пока ничего не освещать. И не зря… Совсем недавно по специальным каналам прошло сообщение, что в одной оригинальной стране якобы пытаются обогнать нас в области гуманизма, неожиданно заплутавшего на территорию старости.
С другой стороны, бояться было нечего, поскольку всем хорошо известно: кто бы где ни старался, а у нас всегда лучше… особенно старость…
Наша старость – лучшая в мире. Для непредсказуемого доказательства этого и придумали, мало того – построили первый в мире дедсад.
Иван Петрович Берзень скатился в своей родословной до полного обрусения, а после пятидесяти зацепился только за звание подполковника МВД в отставке. В своё время это помогло ему завести семью и получить государственную квартиру.
Так что от «латышских стрелков» давно уже не осталось даже порохового запаха. Предложение возглавить первый в мире «гумпроект» такого рода подогнал бывший сослуживец Пшиковец, который давно обитал внутри власти и как-то вдруг, неожиданно порадел. Первый в мире дедсад!
– А почему нет? – сказал Берзень Пшиковцу.
– Пока планируем одну группу, максимум человек пятнадцать, но смешанную, – стал пояснять Пшиковец.
– По возрасту?
– Нет. По полу.
– Да чего там? В старости один пол – старость! – решил пошутить Иван Петрович.
– Это ещё надо посмотреть. Да, финансирование тоже смешанное – основная часть ложится на самих «воспитанников».
– Скажешь тоже… «воспитанников»?
– Ну не курсантов же? Или пациентов?
– Может быть, «пенсов»?
– А это ещё что за морковь? – улыбаясь, заинтересовался Пшиковец.
– Пенс – мелкая монета. Человек, который ничего не стоит или мало что стоит на самом деле. Ну, тот, у кого пенсия – пенс?
– Иван Петрович, а ты с фантазией. Хотя и дело само, надо сказать, такое же… Короче говоря, принимай дедсад, а вместе с ним и всемирную славу!
Хотя осечка всё же состоялась. Как ни усердствовали таджикские строители, вовремя не получилось – опоздали на две недели. Зато собрался персонал, съехались, словно родственники, в одно место и по общему для всех призыву – поддерживать старческую немощь и бороться с деменцией.
