В лесу, где сосны, как добрые старики, вздымают головы в небо, а берёзы шепчутся друг с другом о долгих зимах, жизнь шла своим чередом. В этом лесном городке, где каждый зверь знал друг друга, а утренний запах лесных чаёв смешивался с запахом свежих дров и дымка от костров, каждый день был как новый лист в старой тетради. Но, несмотря на спокойствие, было в этом месте что-то особенное, неуловимое, как тронутая ветром последняя листва, которую ты видишь, но не успеваешь поймать.
Здесь, на заводе по переработке древесины, трудились все – и трудолюбивые волки-рабочие, и лукавые лисы-кладовщики, и те, кто был ближе к кухне, чем к производству – лисы-заведующие столовыми. И, как всегда, жизнь была полна скрытых подводных камней, о которых никто не говорил вслух, но все знали.
Лес, окружавший этот завод, был не просто лесом. Здесь, в деревянных избушках и на маленьких заводах, звезды не мелькали в стареньком ламповом телевизоре, а живыми находились только в разговорах у костра. Тут лесные звери не жили по законам городского «цивилизованного» общества. Они ценили труд, их интересовало, чтобы всё было в порядке на уровне «по штату» – и никаких отклонений.
В холодное осеннее утро Волчанский, частный детектив леса, сидел в своём кабинете на втором этаже старого деревянного дома. За окном светило серое солнце, и небо, словно это была страничка в журнале «Рыбохозяйство», излучало тоску. На полке перед ним стояла чашка с остывшим чаем – дешёвым, но почему-то вкусным, вероятно из-за двух ложек сахара. Он поднимал чашку, но не пил, а всё искал в этом своём бесконечном раздумье ответ на вопрос, который давно крутился в голове.
Вдруг в дверь постучали, и в кабинет вошёл пёс Буранов, известный каждому лесной участковый, чей нос, как и его характер, был прямым и неуступчивым.
– Волчанский, у нас тут неприятности, – сказал пёс, заходя в кабинет и кидая взгляд на обшарпанный стол. – На заводе опять какая-то кража. Продукты пропали. Опять курицы.
Волчанский отложил чашку и взглянул на Буранова. Его желтые глаза сверкнули, и он слабо улыбнулся, понимая, что это дело могло стать чем-то большим.
– Пропали курицы, говоришь? – ответил он, потирая серые лапы. – Ну и кто у нас в этом замешан?
Буранов нахмурился, усаживаясь на старый стул, скрипящий, как в анекдотах про "защёлки".
– Вот это и предстоит выяснить. У нас в столовой завода началась проверка ОБХСС. Куры исчезли. Никто ничего не видел. Но все эти звери – свои. Все и всех знают. Только вот у каждого что-то не так. Смотри: медведь – как всегда, рычит и говорит, что тут всё по-честному, лиса – заведующая столовой – она ничего не может толком сказать, всегда вертится как мышь. Мышь, кстати, тоже тут крутится и шепчет, что слышала что-то странное ночью.
Волчанский тяжело вздохнул и поднялся. Его длинные лапы были твердыми, как у старого могучего дерева. Он потянулся, и его взгляд стал проницательным, как всегда в моменты, когда дело обещало быть не таким уж и простым.
– Буранов ты мне не рассказывай тут сказки. Мы же с тобой знаем, как это бывает. Эти лесные чудеса: когда кажется, что всё по-настоящему, а на самом деле… просто не хватает какого-то звена, да? Знаешь, как у нас говорят, в лесу все звери – такие же, как и в городе. Признаки один и тот же. Всё дело в том, кто и где украл. Куры – это только начало.
Пёс выглядел озадаченным, но, несмотря на свою суровость, он не мог не согласиться с Волчанским. Этот зверь был настоящим мастером своего дела – старым детективом, который видел больше, чем любой мог бы себе представить. В лесу, где продукты не всегда доставались прямо из магазинов, где запасы хранились «по знакомству», а ночные разговоры между зверями в кафе были полны шёпота и полунамёков, Волчанский знал, что скрытая правда всегда сидит там, где её меньше всего ожидаешь найти.
