То лето выдалось на редкость спокойным: нигде не падали самолеты, не вспыхивали вооруженные конфликты, не зарождались эпидемии, не просматривалось признаков хотя бы легкого финансового кризиса. Возможно, поэтому апокалипсис местного масштаба, случившийся в маленьком сибирском Шмарове во время празднования дня города, поначалу вызвал столь бурный интерес у всех российских СМИ. Самые первые сообщения, как всегда в таких случаях, непроверенные, эмоциональные и просто лживые, содержали столь шокирующую информацию, что тихому, провинциальному Шмарову пришлось пережить наплыв шумной орды не только московских, но и иностранных журналистов. Когда же выяснилось, что количество жертв в первых информационных выпусках было преувеличено по меньшей мере в десять раз, интерес западной прессы заметно ослаб, однако российские журналисты, нутром чуя, что начавшееся расследование обещает преподнести множество сенсационных сюрпризов, продолжали смаковать подробности трагедии.
Профессиональные революционеры, давно не получавшие серьезного повода для своих выступлений, мгновенно возбудились и пришли в необычайное оживление. Не дожидаясь никакой официальной информации, они спешно мобилизовали свою крикливую паству и вывели ее на улицы под лозунгом «Власть уничтожает малые города». Но, то ли по причине жаркой погоды, то ли по недостатку финансирования, то ли из-за отсутствия самой активной части протестующих, разъехавшихся из Москвы на летние каникулы, акция вышла немногочисленной, и после нескольких, довольно вялых, стычек с полицией, заглохла сама собой.
Между тем, чутье не подвело журналистов, решивших работать в Шмарове до тех пор, пока окончательно не прояснится вся картина случившегося. В ходе следствия, одно за другим стали выявляться обстоятельства и события, никак не связанные между собой изначально, но удивительным образом наложившиеся друг на друга в день праздника. Сразу же возник острый дефицит информации – следственные органы делились новостями неохотно, каждый представитель местных властей был занят переваливанием вины на коллег, а те несколько человек, кому действительно было что рассказать, оказались на удивление неразговорчивыми, – и это оставляло широкий простор для вольных домыслов и конспиралогических версий.
Молодой корреспондент мелкой областной газетки, прибывший в Шмаров для освещения праздничных мероприятий и волей судьбы оказавшийся в самом эпицентре трагических событий, уже на следующий день выдал убойный материал, мгновенно растиражированный центральными изданиями и долго остававшийся главным источником информации о Шмаровских событиях. Вопреки всеобщим ожиданиям и самой логике профессии, парень не горел желанием общаться с коллегами, и лишь после долгих раздумий согласился на единственное большое интервью федеральному каналу. Но и после часового ток-шоу, несмотря на все усилия ведущего, у зрителей осталось ощущение недосказанности: провинциальный журналист явно говорил меньше, чем знал, парируя наводящие вопросы неизменным «да я в статье своей все написал, как было». Ведущий, двадцать лет назад прибывший в столицу в общем вагоне поезда Тамбов-Москва и пешком явившийся в Останкино, чтобы начать долгий путь к славе и богатству, не поверил своим ушам, когда гость его шоу, ставший знаменитостью всего несколько дней назад, заявил, что передумал делать карьеру в журналистике и уже отклонил несколько предложений о работе в штате ведущих федеральных СМИ. Доходчиво объяснить свое решение он не смог или не захотел, невнятно пробормотав что-то о «смене приоритетов, возникшей необходимости выстраивать семейную жизнь, желании заняться литературным трудом и поиске других источников заработка». На прямой вопрос ведущего, не связана ли эта смена приоритетов со Шмаровскими событиями, бывший журналист, после явно затянувшейся паузы, выдал туманную сентенцию, только усилившую общую интригу: «Я знаю нескольких человек, которые всегда будут вспоминать Шмаровскую трагедию с благодарностью, потому что она сделала с их жизнью то, чего у них самих никак не получалось. Возможно, это звучит цинично, но так бывает».