Алый сочный диск завис в небольшом распахнутом окне, щедро освещая странную комнатушку. Закат. Не уверена, правда. Она также совершенно не знает, почему перед ней стоит рыхлый мужчина лет пятидесяти с седой, неопрятной щетиной и пытается ей сказать что-то своими мясистыми губами, постоянно вытирая рукавом пот со лба. Губошлеп настоящий. Похоже, он кричит на нее, губы становятся еще толще, а глаза наливаются кровью, как у быка. Все сосуды лопаются прямо на глазах. Ему нельзя так кричать, очень непривлекательный вид получается. Правда, собственная привлекательность его мало волнует – его определенно заботит что-то другое. Где-то хлопает дверь, слышен шум воды из-под крана и стук жестяного ведра. Вот дверь она услышала, а губошлепа нет. Нельзя так на людей орать, они от этого глохнут, причем своеобразно. Как руки нестерпимо болят! Чем их перетянули? Жгутом каким-то… Где она? Почему в эту минуту рядом нет никого, кто зашвырнул бы губастого куда подальше? Никого, кто ей нужен. Или был нужен…
Валя услышала его голос в домофоне, и ей показалось, что она бредит. Нет, вот он. Реальный и довольный жизнью.
– Куда пройти? – Это для проформы.
– На кухню, конечно. – Она махнула устало рукой и поплелась за ним. Встала у окна и вопросительно уставилась на него.
– Слушай, может, тебе замуж выйти? – неожиданно спросил он наигранно веселым, отвратительно легким тоном, уютно расположившись на кухонном диванчике с маленькими подушечками и глядя куда-то сквозь нее. Будто она прозрачная.
Она растерялась. Нет, она не ослышалась. И она далеко не прозрачная. Интересно получается. Он полагал, что ей для этого нужно его высокочтимое разрешение, царское благословение? Так, что ли? И то, что она до сих пор, несчастненькая, не замужем, так это только потому, что он ее туда, видите ли, не отправлял. А сейчас путевку в жизнь дает… Только к чему эта размазанная улыбка?
– Поразительно свежая мысль, а главное – нестандартная. Что же ты год назад так же бойко не предложил мне это сделать? Зачем надо было тянуть время, разводить все эти романтические сопли, которые гроша ломаного не стоят? – она пыталась защищаться и нападать одновременно.
Получалось плоховато. Фраза явно бестолковая. Она сама понимает всю абсурдность, нелепость своего вопроса, но ничего умнее придумать не может. А как бы хотелось искрометно язвить, огрызаться, обрушить на него водопад колкостей, но ничего этого выдавить из себя она не сможет, даже тысячной доли. Между «хочется» и «можется» существует, конечно, огромная разница. В ее случае точно. Не отбиться ей. Да и как можно достойно защищаться, когда тебя ошпарили? Щедро обдали крутым кипяточком все внутренности, а она-то втайне надеялась, что внутри все ватное и больно быть не должно. Готовилась ведь. Хорошо, хорошо… Честно пыталась. Но к такой наглости… Увы.
– Все меняется. Люди, обстоятельства… – заныл он так, словно у него нестерпимо болит зуб, и потянулся вдоль стола, сцепив и сильно выгнув пальцы.
Раздался смачный хруст. Ужасный звук! Несколько дней назад это были одни из самых приятных для нее звуков во Вселенной. Не Моцарт, конечно, и не весенняя капель, но тем не менее.
– Да, я в курсе. Здравствуй, незнакомец. – Сказала она, протянув ему холодную ладонь, и продолжила в ответ на его недоуменное выражение лица. – Незнакомец, потому что совершенно, оказывается, не знала тебя. Сейчас передо мной сидит человек, который не так давно за подобную фразу задушил бы любого голыми руками. Выходит так, что душить ему придется самого себя. Поэзия абсурда. А ты никогда не думал, что я, может, вообще не хочу замуж? Такое тебе в головушку не приходило? Все меняется, как ты изволил высказаться, и женщины тоже. (Не хватало еще записаться в ярые феминистки!) Или если найдется такой, то это будет действительно супермужчина. (В эту секунду ей очень хотелось поверить в собственные слова, поэтому они прозвучали довольно убедительно.) И вообще хорошего человека найти нелегко… Ты сам много хороших знаешь? – Ее голос окреп, и она перешла в явное наступление.
