1996 год – накануне президентских выборов.
В начале я увидел только ноги, затянутые в бутылочного цвета колготки или чулки, черт их разберет. Взгляд буквально напоролся на эти две палки, когда, уставившись в ступеньки подземного перехода, я выбирался на свет божий из чрева московской подземки на Пушкинской площади. Социологи утверждают: находясь в общественных местах, мы инстинктивно создаем вокруг себя некий энергетический кокон, как бы ограждаясь от собратьев по разуму. И действительно, через 10—15 минут вы даже не вспомните лица того козла, который наступил вам на ногу или пихнул локтем под ребра. Вполне вероятно, не будь этого кокона, вместо монотонного перемещения людской массы, в переходах, в вагонах, в вестибюлях ежеминутно вспыхивали бы очаги мордобоя. Небритые, перегарные мужики в черных китайских пуховиках дубасили бы бледных очкариков в кашемировых пальто их же собственными, очкариковыми ноутбуками, а дородные тетки в поддельных шубах таскали за волосья, загорелых девиц втиснутых в узкие джинсы и сапоги. Так вот, если этот кокон и есть на самом деле, то аккурат им я и долбанулся в огромную банку пива, гарцующую на тонких, зеленых ножках.
Банка матерно выругалась. Оправившись от секундного шока я обнаружил, что в банке сидит мужик, его щетинистое и явно похмельное мурло зримо вырисовывалось сквозь маленькое окошко на баночном брюхе.
– Куда прешь, мудак, не видишь – реклама?»
– Извините, – хотел сказать я -, но вместо этого вылетело, – а в ухо?
– Извините, – сразу же ответила банка,
– Что, говорю, хреново?
– Да не то слово, денег ни копья. Надо с семи утра до обеда достоять, тогда заплатят.
– И много дадут?
– Да какой там, на опохмел хватит и ладно!
Тут, ни с того ни с сего, в голове моей стал вызревать план. То есть в начале возникло робкое, почти невесомое очертание чего-то неопределенного, но небесполезного. Потом оно сложилось во что-то более-менее определенное и нужное, и уже через мгновение окончательно сформировалось в весьма конкретное и совершенно необходимое. Я осознал, если этого не сделать, день будет совершенно бездарно погублен.
– Слушай, друг, давай я тебя прямо сейчас похмелю, да ещё и денег дам, но за это ты в этой банке явишься по одному адресу и сделаешь то, что я тебе сообщу. Ну что, по рукам?
Две банки джин тоника и пять сотенных пришлось пропихивать в окошко на баночном животе. И лишь, когда все это перекочевало в глубины чужого энергетического кокона, банка спросила: – А куда ехать-то? – Шаболовка 37, Детская редакция телевидения.
[21.03, 07:10] Николай Коровин: От Пушки до Шаболовской на метро ехать минут пятнадцать, но мужик-банка наотрез отказался спускаться в подземку со своей амуницией. Пришлось ему, подлецу, давать денег и на такси. Но дело того стоило.
Я работаю на телевидении, как раз на Шаболовке, в должности шеф-редактора юношеских программ. Накануне, всю нашу братию собрал в кабинете Генеральный директор студии Андрей Викторович Мельников и упавшим голосом объявил: – Будущее под угрозой! Коммунисты рвутся к власти. Если на ближайших президентских выборах победит Зюганов, то нас, как главных растлителей юных душ, разгонят к чёртовой матери в первый же день. А кое-кто, при этом шеф почему-то посмотрел на меня и моего друга журналиста Максима Мельникова, отправится делать телевидение в Магаданскую область. Отправляться в Магаданскую область нам с Максом совершенно не улыбалось.
