1.
Он проснулся (очнулся?) от резкой боли, пронзившей затылок, и невольно застонал. Попытался открыть глаза – веки были свинцовыми, а под них как будто кто-то специально насыпал мелкого колючего песка, и теперь тот царапал глазные яблоки, выбивая слезы. В голове была странная гулкая пустота – ни единой связной мысли, ни понимания того, где он. Кто он. Как он очутился в странном жарком и тесном помещении, стены которого колыхались и вибрировали.
Он сделал попытку произнести хоть что-то, издать хоть какой-то внятный звук, однако вместо этого из пересохшего горла вырвался тихий хрип. Но, по-видимому, его всё-таки услышали, потому что сверху возник невнятный силуэт, и незнакомый женский голос произнес какую-то фразу на непонятном языке. Человек попытался сфокусировать взгляд на силуэте, и после некоторых усилий ему это удалось.
Женщина произнесла еще какую-то фразу, и сразу вслед за этим ко рту его приблизилось узкое горлышко мягкого кожаного сосуда и легко, но настойчиво ткнулось в губы, а рука незнакомки приподняла его голову, опять повторив всю ту же фразу.
Мужчина жадно припал к сосуду и почувствовал, как слегка тепловатая вода потекла в горло, возрождая его к жизни. Он пил, и пил, и пил эту чудотворную влагу, пока женщина не отодвинула сосуд («бурдюк», он называется «бурдюк» – пришло понимание). Он замычал протестующе, но женщина покачала головой, покрытой темным покрывалом, и сказала:
– Нет, сразу много нельзя! – он удивленно вскинул на нее взгляд черных глаз (он ее понимает!), а затем добавила. – Тебе может стать плохо!
После этого осторожно опустила голову незнакомца на небольшую плоскую подушку и заткнула горло бурдюка пробкой.
– Спи! – сказала женщина и исчезла из поля зрения лежащего, и он послушно смежил веки. В голове стремительно раскручивалась карусель, вызывая неприятную тошноту, и человек невольно задержал дыхание, чтобы удержать внутри выпитую только что воду. Сцепил крепче зубы и постарался дышать медленно и мерно, постепенно уплывая в сон.
В следующий раз он проснулся уже сам, чувствуя себя гораздо лучше. Голова еще побаливала, но ощущения бешеного вращения пространства вокруг него не было. Вращения не было, но вместо него появилось мерное колыхание, говорящее о том, что то, на чем он лежит, движется куда-то. Вокруг был полумрак, сохраняющийся благодаря темной плотной ткани, накинутой на дуги каркаса.
Он догадался, что лежит в какой-то не то повозке, не то фургоне – мягкое, плавное движение и негромкое пофыркивание животных снаружи, вероятно, тянувших кибитку, подтверждало это.
Мужчина пошевелился и невольно застонал от резкой боли, мгновенно прошившей затылок.
И в ту же минуту полог впереди разошелся на две половины, и в неожиданно ярком свете, болезненно ударившем по глазам, возник нечеткий силуэт, не позволявший определить пол человека, и смутно знакомый женский голос произнес:
– Очнулся? – и тотчас же она повернулась, выглядывая наружу, и звонко воскликнула:
– Атаи! Он пришел в себя!
Снаружи раздался низкий рокочущий голос, ответивший что-то.
Незнакомка вползла на коленях в фургон, протянув руку к полотняной стенке повозки, достала из какого-то деревянного сундучка бурдюк и склонилась над мужчиной:
– Пить хочешь?
– Да-а… – прохрипел он, и женщина, как и в первый раз, приподняла рукой его голову и, придерживая за плечи (он прислонился к незнакомке, почувствовав щекой упругость груди под одеждой), поднесла горлышко сосуда к его губам.
Мужчина приник жадными губами к бурдюку, с облегчением почувствовав, как живительная влага прокатывается в горло и приятной тяжестью оседает в желудке.
Но женщина снова слишком быстро отняла сосуд, добавив с улыбкой в голосе:
