Реальность – одна из ипостасей сна.
Хорхе Луис Борхес
Не знаю, сколько я находилась во тьме, казалось, что прошла целая вечность, прежде чем перед глазами замаячил пронзительно яркий свет. Он нарастал стремительно, заполняя все пространство вокруг. В какой-то момент я почувствовала, что глаза слезятся от боли, словно у заключенного, вышедшего на свет после нескольких лет, проведенных в темнице. Через некоторое время в ярком свечении стали вырисовываться какие-то силуэты и фигуры. Я пыталась прищуриться, чтобы разглядеть их получше, но это не помогало. Наконец, когда глаза привыкли к свету, я смогла немного оглядеться. Оказалось, что причиной, повергшей меня во временную слепоту, стала висящая на потолке лампа в белом абажуре, свет которой, отражаясь от белого потолка, создавал немыслимую яркость. Проведя несколько долгих минут в наблюдении за световым прибором, я наконец смогла немного приподнять голову и рассмотреть ближайшую обстановку.
Как оказалось, я лежала на больничной кушетке, в самой обычной палате, подключенная к каким-то приборам, регулирующим мое дыхание, давление и прочие показатели. Больничный запах, резко ударивший в нос, окрашенные в грязно-белый, почти серый цвет стены, одинокая лампочка на потолке и тусклый свет из единственного узкого окна – все увиденное повергло в шок: «Я что, жива? Но как же так? Если жива я, значит, моя дочь должна уйти вместо меня? О боже!!!» Вихрь мыслей захлестнул сознание, я судорожно пыталась вскочить с кровати, выбежать в коридор и закричать, но мне не удалось даже сесть, а дыхательная трубка в пересохшем рту не давала сказать ни слова. В отчаянных попытках вырваться из «оков» я задела какой-то провод, идущий к медицинскому прибору, отчего тот стал издавать писклявые звуки. Видимо, именно они и привлекли в палату медсестру, она вбежала ко мне с выражением паники на лице.
– Вы пришли в себя! Это прекрасно. Вам необходимо лежать, вы очень слабы. Я сейчас позову доктора.
Всеми силами я пыталась остановить ее и расспросить о том, где моя дочь, как она себя чувствует и что вообще я делаю на этом свете. Но сестра не дала мне возможности заговорить, сразу выбежав из палаты в поисках доктора. Я чувствовала себя такой разбитой, словно пять минут назад в одиночку разгрузила целый вагон. Сил встать и пошевелиться не было, даже рукой я не смогла дотянуться до дыхательной маски, чтобы снять ее. Из глаз хлынули слезы отчаяния и боли. Я безумно хотела и в то же время боялась узнать о моей дочери. «Что с моей малышкой? Почему я осталась жива? Неужели вместо меня с источником жизни “расплатилась” моя дочь?»– эти мысли вихрем проносились в голове, наводя ужас.
Я вспомнила об Алексе. Он звонил мне во время родов, значит, остался жив. Он наверняка захочет разыскать меня, скорее всего, в ближайшее время я увижу его снова, моего любимого. Тут в голове всплыли воспоминания о выздоровлении отца и Майкла: «Хорошо, что их я смогла спасти! Но что же с моей дочерью, как там моя Натали? Кто-нибудь, наконец, скажет мне, что с ней?» Я попыталась обратиться к Сестре. Звала ее мысленно, но на мой клич никто не отзывался. Я подумала, что мои способности еще не до конца восстановились. Возможно, я увижу Сестру во сне и там задам ей все вопросы.
Долго пребывать в неведении не пришлось, ибо через пару минут в палату зашли уже знакомая мне медсестра и мужчина в белом халате, с висящим на плечах фонендоскопом, судя по всему, врач. Он тут же приблизился ко мне и стал осматривать реакцию моих зрачков на свет, а сестра начала измерение давления и температуры. Убедившись, что физически со мной все в порядке, они сняли кислородную маску. Я тут же попыталась начать разговор, но язык не слушался, вымолвить ничего внятного не получилось.