…Он хорошо помнил день их знакомства.
Ярко светило солнце, настроение у окружающих людей было соответствующим – всем хотелось улыбаться и радоваться погожему летнему деньку.
И она была яркой и прекрасной. С белокурыми волосами, заплетенными в толстые косы.
Стояла у своей машины, растерянно заглядывая под днище и наблюдая там печальную картину вытекающего масла.
Он хотел пройти мимо. К черту… У него-то как раз было дурное настроение. Он и сорвался в город один, без шофера по той причине, что хотел побыть в одиночестве. Порой людской гомон его прилично доставал.
Он уже проходил мимо, к своей машине, припаркованной по стечению обстоятельств – как интересно, не правда ли? – рядом с её.
А она выпрямилась, сделала шаг назад и угодила тонким каблучком в выщерблину на асфальте.
– Ай…
Она стала падать.
Он её поймал.
Красивая. Нежная. С печальными, смущенными глазами.
Лживая сука…
– Миша, подожди!
Он даже не замедлил шага.
Как шел по длинному коридору, ведущему к лестнице, так и продолжил.
– Миша, да подожди, прошу!
Быстрый цокот каблуков за его спиной не утонул даже в высоком ворсе ковра.
Михаил Зареченский плотно сжал губы, подавляя в себе всколыхнувшуюся злость.
Врачи запретили ей ходить на каблуках. Травмоопасно. Но что ей предписание врачей, когда дело касается её внешности?
Ему пришлось притормозить.
– Что? – бросил, не скрывая раздражения.
– Возьми меня с собой.
Нечто подобное он ожидал услышать.
– Нет.
– Пожалуйста…
– Нет.
Последние дни все их разговоры сводились к аналогичному диалогу, лишь иногда менялись акценты и эмоции.
Михаил остановился, переведя дыхание.
Он никогда не бил женщин. Отец с ранних лет внушил ему, что женщины – это нежные, добрые создания, созданные для счастья и любви. Их необходимо холить и лелеять. Оберегать и защищать. Михаил ему поверил.
Зря.
Жизнь раз за разом показывала, что женщины коварные и расчетливые, что в игре «кто кого» они дадут фору любому мужчине.
Но бить женщин… Низко. Подло.
Лишь это останавливало Зареченского, чтобы не надавать жене оплеух. И не только оплеух. Поэтому он каждый долбанный вечер проводил несколько часов в бассейне или тренажерном зале, выпуская пар, вместо того, чтобы спокойно спать в супружеской кровати и планировать следующий день.
Ладони горели всё сильнее.
– Миша, мне надо в город. Ты едешь туда.
Настя всё же догнала его, он бессознательно затормозил, чтобы эта дура не споткнулась и не растянулась на полу, травмируя себя и… его ребенка.
– У тебя есть водитель, – сказал, как отрезал.
– Я Вадима отпустила на станцию тех обслуживания.
– Возьми Игоря.
– Он тоже уехал.
Подготовилась, значит.
– Вызови такси.
– Черт побери, Зареченский, ты что, не можешь подвезти в город собственную жену? Хочешь, чтобы я таскалась по такси?
Она очень редко показывала своё истинное лицо.
Михаил резко обернулся, сжимая кулаки.
Настя успела подойти достаточно близко, чтобы он почувствовал дурманящий аромат её духов и ощутил всю силу её обаяния. Как всегда, она выглядела идеально. Подготовилась. Белокурые волосы свободно падали по плечам, как он любил. Макияж неброский, как он любил. Точеная миниатюрная фигура даже не пополневшая из-за беременности, облачена в платье свободного кроя его любимого цвета слоновой кости. В руках – небольшая сумочка-клатч. Лишь с туфлями она промахнулась – обула босоножки на высоком каблуке, хотя он уже озвучил свою позицию по поводу обуви при вынашивании беременности.
– Пошли.
Он не собирался с ней спорить. Надоело. Смотря в её красивое лицо, он не испытывал более ничего, кроме раздражения. Иногда ему хотелось схватить её и затащить в ванную, где, включив краны на полную мощь, долго плескать водой в лицо, смывая макияж. Он даже, кажется, так сделал пару недель назад, когда напился в хлам, а она, уверенная, что сможет и дальше им манипулировать, пришла мириться. Белоснежный пеньюар, распущенные волосы. Сама невинность, мать вашу. А он взъярился не на шутку. Ему было так хреново, что он не удержался и перед этим напился.
