Глава 1. День, который испорчен с самого начала
Сегодня Карина хотела выглядеть сногсшибательно. Чтобы Трунов искусал локти до костей от досады, а Зайкин от восторга кончил на месте с первого взгляда. Ей нравилось ловить собственное отражение в восхищенных глазах. А в зеркало она смотреться не любила. Но приходилось делать это часто. Хотелось быть уверенной, что одежда сидит как надо, волосы не встали дыбом, косметика не потекла по коже. Сейчас любовалась новым платьем, терзаясь сомнениями, не вернуть ли его, потому пока не отрывала ценник.
Приталенное, на бретелях, винного оттенка, с ажуром на груди и тремя направляющими по животу, которые расходились на волнистый короткий подол, оно идеально обтекало ее фигуру, придавая элегантной сексуальности. Вчера в бутике ДЛТ1 девушка вышагивала в нем поступью пантеры по лоску черного мрамора, отражаясь не только в зеркалах, но и в потолке, и в стенах, наполированных до кристальной гладкости. Там платье казалось второй кожей, естественным атрибутом царицы. А в тесной прихожей типовой двушки в хрущевке, где обои отходили от стен и линолеум протерся до дыр, девушка сама себя чувствовала адским чучелом, на которое напялили рясу святого. В оранжевом свете наддверного бра все выглядело ненатурально, как будто неумелец прифотошопил ее голову к картинке с модного сайта. Она казалась себе нелепой. Стыд не позволял смотреть отражению в глаза.
Карина сделала себе подарок на день рождения. Ей давно мечталось влететь в самый пафосный торговый центр, где одеваются лучшие у лучших, и купить любое платье, которое приглянется, не взирая на цену. Приглянулось это за сотню тысяч. Там продавались и дешевле, в несколько раз, и внутренняя жаба урчала, когда она прикладывала карту к терминалу на кассе, но девушка строго себе наказала, что не будет жалеть, что пора начинать жить, что можно себя и побаловать. «Ты заслужила», – твердила в уме.
Голые ноги демонстрировать на улице она тоже стеснялась. Кожа всегда казалась не очень ровной, да коленки костлявыми, а капроновые колготки в мелкую сеточку прекрасно сглаживали все недочеты. Она ходила в них даже летом. Туфли подобрала золотые на платформе и шпильке, а в руки взяла клатч, черный с позолоченным обрамлением.
Зашумела вода – слив унитаза. Щелкнул замок, и дверь ванной распахнулась. За ней показалась лысеющая голова и валкая фигура в кальсонах и мятой футболке. Худые, словно выжатые, руки свисали с костлявых плеч, как ненужные, спина горбилась, небольшой, но круглый живот выпирал из-за сколиоза. Густые брови нахмурились к центру. Карие глаза сверлили платье исподлобья.
– Ты на учебу собралась или на панель? – сиплый голос отца отдавал презрением. – Хоть пиджак накинь, и тот длиннее будет.
– Это платье стоит сто тысяч, – огрызнулась Карина. – Грех такое закрывать дешевым пиджаком.
– Ничосе, – лысая голова отпрянула назад, показав второй подбородок. – Трунов твой раскошелился, что ли? То-то ты дома почти не ночуешь. На платье себе зарабатывала, значит.
– И заработала, – процедила она, глянув на отца с очерствелой злостью.
Что-то пытаться объяснять давно потеряло смысл. Карина теперь на все его издевки отвечала сарказмом, в котором со всем соглашалась, хоть в груди и сгущалась раскаленная жижа, тягучая и бурлящая.
– Глянь, мать, работница года! На платье себе заработала! – насмехался отец, кивая в сторону кухни, где женщина бормотала стандартную утреннюю молитву. – Она у Трунова в спальне, поди, на доске почета висит, как самая старательная. Интересно, в кого она такая.
Последнее предложение он произнес с особым омерзением. Мамин голос, сам по себе низкий, грудной, по коридору доносился до Карины, как из потустороннего мира. Монотонность речи превращалась в угнетающую мелодию саспенса. Давность ремонта, скрип половиц и потрепанность мебели дополняли атмосферу унынием и безнадежностью.
