Вспыльчивый нрав отца был таким же жестоким и постоянным, как никогда не заходящее солнце и его кипящая ненависть ко мне, его третьему ребенку и дочери единственной женщины, что превратила его сердце в пепел.
Его темные глаза горели гневом, когда он стоял передо мной, дрожа от злости. Я задавалась вопросом, видел ли он нечто большее, чем черты моей матери, когда смотрел мне в лицо. Видел ли он также ее непокорность?
Мне надоело наблюдать, как даже жрецы относятся к нему со страхом и большим уважением. Убийца.
Ярость взяла над ним верх.
Его лицо покрылось пятнами, губы задрожали, и он ударил меня. Громкий треск испугал кротких жрецов, когда ладонь моего отца соприкоснулась с моими губами.
Их песнопения затихли на несколько ударов сердца, пока страх не заставил их продолжить. Они в унисон позвысили голоса, распевая особенно приятный гимн в честь Сол. Убеждая ее обратить свой взор и свою великую, пылающую силу на нас. Когда жгучая боль пронзила мои рот и нос, я задалась вопросом, что Сол на самом деле думает о своем Атоне, стыдится ли она его действий или наслаждается моим унижением так же, как и он.
Слезы подступили к моим глазам, но я крепко зажмурилась и запретила себе плакать, умоляя Сол превратить их в пар, прежде чем они смогут пролиться. Отец же ждал, мечтая увидеть, что сильнее: боль, которую он причинил, или моя воля.
Моя воля всегда будет побеждать в наших битвах, и однажды – однажды – я поклялась выиграть войну, бушующую между нами.
Борясь с желанием сжать губы, чтобы оценить ущерб, я не двинулась с места. Непоколебимая, как сама Сол. Подобно богине, я тоже горела.
Расправив плечи, выпрямив спину, как стрела, я повернулась к нему лицом. Даже когда вкус крови наполнил мой рот, а красный ручеек медленно скатился по моему подбородку, пролившись на горячий камень между моими босыми ногами, я и глазом не моргнула. Не отвела взгляд. Не преклонилась.
– Ты так похожа на нее, – прошипел отец. – И если я добьюсь своего, ты разделишь ее судьбу.
Он снова поднял руку, как будто хотел ударить меня во второй раз. На этот раз я приготовилась не только морально, но и физически, превратив каждый мускул своего тела, даже те, что на моем лице, в камень. Подобно великой статуе Сол, возвышающейся рядом с нами. Ее огромные руки простирались к шару света, что согревал нас и давал жизнь нашему народу. В этом шаре было достаточно мощи, чтобы отбрасывать лишь самые маленькие тени у ее основания.
Все во мне кричало дать отпор, наконец-то защититься, но я знала: если ударю Атона, если хотя бы остановлю его нападение, даже жрецы Сол не смогут меня спасти. Их песнопения прольются на мое тело, лежащее на алтаре сожжения рядом с Джобой.
Джоба – восьмая жена отца – лежала на спине на плите из блестящего мрамора. Мертвая, как и те семеро, что были до нее. Как и моя мать.
Она лежала немного дальше, прямо позади отца. Я достаточно изучила ее за те часы, что прошли с момента ее ухода из этой жизни, чтобы точно знать, как она выглядела.
Песня жрецов была прекрасной и безмятежной. Они продолжали исполнять свой долг, изо всех сил стараясь игнорировать или, возможно, рассеять то, что происходило между Атоном и его дочерью. Семь голосов вытягивали душу Джобы из ее телесного дома, из костей женщины, потому что послеполуденное солнце покрывало волдырями ее некогда прекрасную кожу.
Я подумала, могла ли она смотреться в зеркало, ведь именно ее красота привлекла внимание Атона. Мне было интересно, парила ли ее душа над нами, наслаждаясь тем фактом, что ее прекрасное лицо изуродовано.
